Хозяйка большого дома

Демина Карина

— А пусть себе…

Бран вытягивает из кармана часы.

Отцовские.

Отец говорил, что делал их в подарок своему отцу, но не успел отдать.

Платина. Драгоценные камни… лоза всех оттенков изумруда и кровавый рубиновый терний. Никто не делает мозаики из драгоценных камней, кроме отца… кажется, Ийлэ слышала об этом… нет, слышала в будущем, в том будущем, которому в ее воспоминаниях нет место. И она испытывает преогромное желание сбежать в него.

Нельзя.

Почему?

Потому

что она должна рассказать о том дне. И о часах, пожалуй, которые держат на платиновой цепочке. Покачиваются. И новый их хозяин постукивает по циферблату ногтем.

Звук резкий.

— Зачем она нам вообще…

— Затем, — он убирает часы в нагрудный карман. — Затем, что она альва… правда, милая?

От стола до нее два шага, и Ийлэ замирает, прекращая жевать, хотя у нее много еще осталось, и хлеба, и мяса, и даже яблока…

— Альва… и дом этот альвийский… он спал, а теперь проснулся.

Он садится на корточки, все одно слишком большой.

Опасно близкий.

— И если сокровище спрятано в доме, то сами мы его не найдем… а девочка нам поможет, — он протягивает руку, касается волос.

От прикосновения этого Ийлэ замирает.

— По-моему, мы это уже проходили, — второй смелеет, все-таки он глуповат, постоянно нарывается, отступает и вновь нарывается.

Бран его убьет.

Ийлэ прикусила язык: она не хотела произносить это имя даже в мыслях.

Особенно в мыслях: мысли последнее, что у нее осталось.

Но убьет.

Не сейчас, позже, когда этот второй перестанет быть нужен.

— Отказалась, — хозяин гладит, наслаждаясь ее страхом. — Но мы простили ее… и сейчас просто попробуем еще один вариант…

— А если она опять…

Он поморщился.

Его раздражали эти вопросы, за которыми виделось недоверие к его способностям.

— Нет. На этот раз все будет иначе. На этот раз нам не требуется ее согласие… только кровь… ты ведь не откажешься, дорогая, поделиться?

Будто у Ийлэ имелся выбор.

Он же наклонился, близко, к самому ее лицу, пытаясь поймать ускользающий взгляд. И пальцы вцепились в подбородок, стиснули, больно.

Ноздри его раздувались.

А на щеках пролегли дорожки живого железа.

— Ну же, — обманчиво ласковый голос. — Посмотри мне в глаза…

Нельзя.

И не послушать его тоже нельзя. И он знает, ему нравится наблюдать за ее метаниями, за поиском единственно верного варианта. Нарушить запрет? Ослушаться приказа?

Ее накажут в любом случае, но…

…в дверь постучали.

И звук этот, показавшийся невероятно громким, оглушающим, заставил его отпрянуть.

— Мальчики, можно?

Дайна

прошла бочком.

— Я подумала, что вам здесь скучно… — в руках ее поднос с пузатой бутылкой и четырьмя бокалами.

Он собирался ответить что-то резкое, но передумал.

Дайна была хороша.

Розовая. Напудренная. С подведенными глазами и губами, которые она облизывала, чтобы губы эти блестели. От нее пахло душистым мылом и лавандой.

Дайна собрала волосы и украсила прическу атласными розами.

На шею завязала черный бант.

Корсет надела.

И чулочки сеточкой с подвязками розовыми.

И ничего-то на ней не было, кроме корсета и чулочек.

Ах нет, белый накрахмаленный фартук…

— Детка, ты знаешь, как развлечь… — второй забыл и об Ийлэ, и о ее хозяине, который разглядывал Дайну… пожалуй, с неудовольствием.

— Вон пошла, — сказал он.

— Бран, да она просто…

— Вон.

Дайна не стала спорить.

— Выпивку оставь.

Оставила.

Ушла.

И дверь прикрыла… точно, всего-навсего прикрыла, потому что из-за двери тянуло сквозняком.

— Бран, ты загоняешься… развлеклись бы… пока ждали…

Второй разливал.

И бокал хозяину подал первым. Уставился жадно: будет ли тот пить. Будет. Ему не особо хочется, он и так пьян, вернее, нетрезв, но заняться больше нечем.

А ожидание раздражает.

— Не наразвлекался еще, — буркнул он, но уже почти спокойно.

Его настроение менялось быстро, как песок под южным ветром.

— Успеется…

Он пригубил коньяк.

И бокал поднял, накренил, позволяя янтарно-желтому содержимому добраться до края. Он провел по этому краю пальцем и палец облизал.

— Неплохой коньяк…

Второй все еще был недоволен.

Затянувшимся ожиданием.

И тем, что коньяка было мало, а он привык глотать, не разбирая вкус напитка, и на опустевший свой бокал глядел едва ли не с ненавистью. Третий коньяк цедил, морщась, закусывая яблоком и поглядывая на дверь…

— На удивление неплохой коньяк… — Бран сделал еще глоток.

А яблоко вдруг выпало из неловких пальцев пса, покатилось по ковру к Ийлэ.

Докатилось.

И упавшее, стало законной ее добычей. Она к ней и потянулась.

А пес упал.

Как стоял, с бокалом в руке… и остатки коньяка выплеснулись на ковер, впитались, а Ийлэ еще подумала, что на этом ковре уже изрядно пятен…

— Я их не убивала, — она сидела в кресле, обняв себя, и раскачивалась, а Райдо не знал, что ему делать. — Я их не убивала… не убивала…

— Конечно, не убивала.