Хозяйка большого дома
Шрифт:
— Альфред подождет, — жестко заметила мать.
— Но…
— Никаких «но». Этот дом не должен попасть в чужие руки…
…интересно, почему?
Нира подалась вперед, надеясь, что матушка расскажет, но…
— Нехорошо подслушивать, — сказал кто-то над самым ухом, а в следующее мгновенье горячая ладонь зажала рот, хотя кричать Нира не собиралась.
Глупо кричать, когда подслушиваешь.
А Нира, пусть и не красавицей уродилась, но уж точно не дурой.
— Тише, — велели ей и потянули от двери. — Я тебя не трону.
Кто
Испугалась ли она?
Немного.
Но потом подумала и успокоилась. И вправду, разве ж может с ней случиться что-т плохое в приличном доме, пусть и несколько растерявшем прежний лоск.
Несли ее недолго, по коридору, а потом свернули налево и дверь открыли, и в комнату вошли, поставили на пол, а еще под руку поддержали, что было весьма любезно.
— Спасибо, — вежливо ответила Нира.
— За что?
В комнате было темно.
Нет, не совсем, чтобы совсем уж: проникал лунный свет, но слабый, зыбкий. Догорал камин, и над красными углями его вились бабочки пепла. Но луны и камина — недостаточно, чтобы разглядеть хоть что-то, тем более, если у вас глаза слабые.
И Нира щурилась, хотя мама всегда ругала ее за это, пугая ранними морщинами, но морщин Нира не боялась, знала, что и без них особой красотой не отличается.
— Просто так, — она подумала и согласилась, что благодарить похитителя особо не за что.
И дослушать не дал.
И уволок, непонятно куда…
— Вы… кто? — поинтересовалась она.
Похититель отступил, он был темным огромным пятном среди иных темных пятен. Одно весьма походило на шкаф, другое, тускло поблескивавшее, кажется, было зеркалом… или трюмо с зеркалом… а вот то — банкетка…
Столик…
И на столике обнаружился канделябр с троицей свечей.
— Газовое не во всех комнатах работает, — извиняющимся голосом произнес похититель. И свечи зажег.
Пес?
Пес, определенно, слишком характерно плоское лицо с широкой переносицей, высокими скулами и массивным подбородком. Отец утверждал, что этот подбородок, точнее не сам подбородок, а нижняя челюсть, достался псам от хищных предков. Про предков Нира не знала, но взглянув на похитителя отцу сразу поверила. Выглядел он очень хищным.
И молодым.
Высоким. На голову выше Ниры, хотя и она выросла немаленькой, на два дюйма выше приличного дамского роста… и наверное, ей должно было быть совестно за свой рост, который осложнит и без того непростое дело будущего ее замужества, но стыда Нира не испытывала. Она вообще уродилась мало того, что высокой, так еще и на редкость бесстыдной.
А пес молчал, разглядывал. И если так, то Нира его разглядывала тоже.
И подбородок, который упрямо выпятился вперед, и щеки с кругляшами родинок, и уши оттопыренные, и серьгу в левом… никто из Нириных знакомых серег не носил.
— Что ты там делала? — поинтересовался пес, серьги коснувшись.
— Подслушивала, — честно призналась Нира, глядя в глаза. Светло-серые и даже в темноте яркие.
И в них еще огоньки свечей отражаются.
Она прежде-то такого разглядеть не умела, а тут… или просто воображение разыгралось? Воображение у Ниры было столь же неприлично большим, как и рост.
— И часто ты подслушиваешь за родными? — оскалился пес.
Определенно, хищный… вон какие клыки огромные! И блестят еще.
— Случается…
— И как?
— Как когда… — она переступила с ноги на ногу, с сожалением подумав, что туфли остались в коридоре. Пол в комнате был деревянным и холодным.
Ее движение не осталось незамеченным, и пес нахмурился.
— В кресло садись, — велел он и к креслу подтолкнул. Нира возражать не стала, а он открыл дверцы шкафа, из которого вывалилась груда барахла, и вытащил что-то, оказавшееся свитером.
— На вот, — свитер он кинул, а Нира поймала. — Накройся. Тут холодно.
— Я заметила.
Наверное, следовало промолчать, но Нира окончательно успокоилась.
Пес, пусть и очень даже хищный, ее не тронет.
И, что куда важней, не выдаст… страшно подумать, что сделает матушка, когда поймет, что Нира подслушивала… и не единожды.
— Рассказывай, — велел пес, садясь на пол.
Ему не холодно?
Одет довольно легко.
Штаны из парусины с кожаными латками на коленях. Рубашка белая, но мятая… и все?
— О чем?
— О своей семье. Об этом доме. Обо всем.
Какой он…
— С чего вдруг я должна тебе что-то рассказывать?
Он снова нахмурился. Смешной какой… и вовсе не страшный… и наверное, он тут живет, но за ужином его почему-то не было, как и за обедом… жаль, быть может, тогда бы и обед, и ужин не были бы столь тоскливыми.
— Рассказывай, — повторил он.
— Давай для начала познакомимся, — не то, чтобы в прошлом семьи или этого дома имелась какая-то страшная тайна, разглашать которую Нира не имела права — если и имелась, то Нире ее не доверили точно — но вот просто так, с ходу подчиняться она не собиралась. — Эвернира Арманди… можно, Нира, если хочешь. Меня так все называют…
— Натготтар из рода Зеленой сурьмы, — представился пес, снова серьгу тронув.
А волосы у него стрижены неровно. На макушке короткие и слиплись, торчат иголочками, а челка длинная, до самых глаз.
— Натгот…
— Нат, — оборвал он. — Из рода Зеленой сурьмы…
— Это у вас вместо фамилии, да? Папа говорит, что у вас очень тесные родственные узы, и что вообще уклад другой… про узы я понимаю, у меня тоже есть двоюродные сестры… и троюродные… и родичей много, особенно с маминой стороны, хотя она со всеми разругалась. У нее вообще характер сложный, но тебе это, наверное, совсем не интересно…