Хозяйка Империи

Вурц Дженни

Но он увидел не убийцу. Его ожидал человек среднего роста, одетый в черную хламиду без каких-либо отличительных признаков. С виноватым видом Хокану убрал руку с меча:

– Прости меня. Всемогущий. Я не слышал гонга, известившего о твоем присутствии.

– Я прибыл другим способом, - сказал маг знакомым глубоким голосом.

Он откинул капюшон, и солнце осветило его лицо - изборожденное морщинами и печальное. Очертаниями щек и лба он разительно напоминал Хокану, а глаза вообще могли бы показаться неотличимыми, если бы не тайна, живущая в их глубине. Маг по имени Фумита приблизился к балюстраде галереи и обнял Хокану, выразив сочувствие этим формальным

приветствием.

По крови он был отцом Хокану, но, согласно кодексу Ассамблеи, кровные узы считались несуществующими.

В облике мага чувствовалась усталость, и Хокану тревожно шепнул:

– Тебе не следовало здесь появляться.

Воину трудно было обуздать напор противоборствующих чувств. Его отец поздно проявил свои способности чародея - случай редкий, но не неслыханный. Будучи уже зрелым мужчиной, он оставил жену и сына, чтобы облачиться в черную хламиду. Детские воспоминания Хокану о Фумите были немногочисленными, но яркими: шершавость щеки в тот вечер, когда мальчик обвивал руками отцовскую шею, запах пота, когда отец снимал доспехи, вернувшись с воинских учений. Фумита, младший брат властителя Шиндзаваи, должен был впоследствии стать военачальником своего семейства и готовился к этому поприщу до того дня, когда маги забрали его к себе. Хокану с болью в сердце вспоминал, что с тех пор его мать ни разу не улыбнулась.

Брови у Фумиты поднялись; он преодолел собственную печаль.

– Всемогущий вправе находиться где угодно и когда угодно.

И к тому же умерший приходился ему братом. Магическая мощь разлучила их, а тайна держала вдалеке друг от друга. О жене, которая отказалась от имени и ранга, чтобы вступить в монастырь, маг не упоминал никогда. Он вглядывался в черты сына, которого не мог больше признавать сыном. Ветер относил назад шелковый плащ, - казалось, он цепляется за одеревеневшие плечи мага.

Он безмолвствовал.

Хокану, чья чуткость порой граничила с даром колдовства, заговорил о другом:

– Если я собираюсь продолжать политику отца и держать сторону императора, то необходимо объявить о моих намерениях, и сделать это как можно скорей. Тогда враги, которые могут объединиться против Света Небес, будут вынуждены показаться мне, ибо я стану на их пути как щит, прикрывающий его.
– Он коротко и угрюмо рассмеялся.
– Как будто это имеет какое-то значение. Если же я устранюсь от борьбы за пост Имперского Канцлера и допущу, чтобы эта высокая честь была завоевана кем-то из наших противников, то следующим их ходом станет нападение на мою жену, которая сейчас вынашивает наследника нашего имени.

Из общего гомона толпы выделился чей-то хриплый смех. Один из слуг прошел мимо перегородки, обращенной в сторону галереи, он увидел молодого властителя, беседующего с магом, поклонился и молча проследовал дальше.

Обостренная восприимчивость Хокану не позволяла ему оставить без внимания ничего совершающегося вокруг. Он слышал громкий голос одного из своих кузенов по имени Девакаи, затеявшего горячий спор с кем-то из гостей; оба спорщика, как видно, не теряли времени даром и усердно прикладывались к кубкам с различными винами. Их родство с Камацу было достаточно отдаленным, и их мало заботила судьба династии.

Из глубины дома послышалось хихиканье служанки; где-то плакал младенец. Жизнь продолжалась. Судя по пытливо-сосредоточенному взгляду Фумиты, он прибыл не просто ради того, чтобы отдать дань уважения скончавшемуся брату.

Хокану собрался с духом и первым нарушил молчание:

– Я понимаю, что речь пойдет

о чем-то неприятном, но... ты собираешься мне о чем-то сообщить?

Фумита выглядел обеспокоенным - это был дурной знак. Даже в молодости, до своего облачения в черную хламиду, он мастерски владел своим лицом, и это сильно помогало ему в карточных играх. Засунув большие пальцы обеих рук под пояс-шнурок, он неловко уселся на край большой цветочной вазы. Над смятыми цветами поплыли густые запахи зелени.

– Я принес тебе предостережение, консорт Слуги Империи.

Форма обращения сама по себе говорила о многом. Хокану чувствовал неодолимую потребность тоже присесть, но пятна от цветочного сока на его траурных одеждах могли быть истолкованы как проявление слабости: как будто он забылся или поддался усталости. Он остался стоять, хотя ноги болели от напряжения.

– Ассамблея беспокоится о моей жене?
– предположил он.

Молчание затянулось. Голоса гостей звучали куда громче, чем раньше: разгорячившись от вина, они беседовали все более оживленно. Наконец, не глядя на Хокану, Фумита сказал, тщательно выбирая слова:

– Выслушай меня внимательно. Во-первых, Ассамблея ведет себя точно так же, как и любое другое людское сообщество, когда пытается прийти к некоторому соглашению. Они спорят, совещаются, разбиваются на партии. Никто не хочет первым накликать беду, подвергая опасности жизнь Слуги Империи.

Хокану судорожно вздохнул:

– Они знают об игрушечнике Мары.

– И о затеях Джиро, который развлекается изобретением машин.
– Фумита бросил на собеседника пронизывающий взгляд.
– Мало кто из магов не знает об этом. Они не высказываются напрямик лишь потому, что никак не могут договориться о каком-то едином способе действий. Но провокация - любая провокация!
– заставит их объединиться. Вот этого опасайся.

Дым и запахи, казалось, сгустились настолько, что в них можно было задохнуться. Хокану выдержал взгляд Всемогущего и за бесстрастной суровостью лица прочел страдание.

– Я понял. Что еще?

– Ты должен припомнить, что маг, некогда состоявший в Ассамблее, Всемогущий из варварского мира - Миламбер, однажды учинил огромные разрушения на Имперских играх.

Хокану кивнул. Он не присутствовал на тех играх, но там были и Мара, и Люджан. Их рассказы о катастрофе производили впечатление страшного сна, о котором не мог забыть никто, видевший летящие кам-ни, скрученные бревна, низвергающийся с неба огонь и расколотые здания во время землетрясения в Кентосани.

– Никто из Всемогущих не наделен такой силой, как Миламбер. Многие несравненно слабее его. Некоторых было бы вернее называть не чародеями, а просто учеными.

Фумита замолчал, выжидательно глядя на Хокану. Тот подхватил недосказанную мысль:

– Некоторые любят поспорить, они мелочны и, вероятно, слишком перегружены сознанием собственной важности, чтобы предпринимать решительные действия?

– Если дело дойдет до неприятностей, - медленно выговорил Фумита, - помни, что это сказал ты сам. Я ничего такого не говорил.
– Он очень мягко добавил: - В лучшем случае вы можете надеяться, что они помедлят с нанесением удара. Те, кто стремится положить конец нарушениям традиций, сейчас набирают силу. Всяческие пререкания и обсуждения лишь помогают выиграть время, но ни один из нас - из тех, кто захотел бы вам помочь - не властен остановить руку другого.
– В его взгляде, устремленном на сына, читалось невысказанное чувство.
– Несмотря ни на что... я не сумею вас защитить.