Хозяйка Источника
Шрифт:
Устремлённый на меня взгляд Амадиса выражал такое неподдельное изумление, что в его искренности сомневаться не приходилось. Он был просто потрясён.
– И ТЫ МОЖЕШЬ ЭТО СДЕЛАТЬ?!
– Могу. Правда, Тоннель мне провести не удастся. Он моментально расщепит эти ядра на нуклоны, причём взрыв получится гораздо сильнее – из-а высвобождения энергии чар, увеличивающих сильное взаимодействие. По моим прикидкам, злоумышленнику, если он использовал схожую методику, достаточно было лишь одного грамма урана, а ещё меньше – плутония, чтобы обречь Рахиль и её спутников на верную гибель.
– Твой Образ Источника позволяет тебе манипулировать такими фундаментальными силами?
– Так же, как и Янь. Вот почему у Брендона с Брендой есть все основания подозревать тебя. Ведь как верховный жрец Митры…
Амадис
– Вы, вероотступники, такие же невежды, как и радикалы. И вы, и они отождествляете Порядок с Митрой, а это не так. Порядок суть сын Митры, он лишь божественная манифестация, но не бог и далеко не совершенен, а подчас даже опасен. Если ты забыл Книгу, я напомню тебе несколько строк из неё: «Да никто, кроме пророков Моих, не посмеет вступить на путь Порядка, ибо путь сей полон соблазнов и приведёт неотмеченных печатью Моей к греху и безумию». В отличие от Харальда, я не считаю, что на меня пал выбор свыше, я лишь скромный священнослужитель, а не пророк, и не претендую на близость с Вседержителем.
– А вот Харальд претендовал, – заметил я.
– И поплатился за это рассудком, а потом и жизнью. Ты испытываешь угрызения совести, что убил его?
– Нет, нисколько. Я лишь уничтожил оболочку, а вся его человеческая сущность уже была мертва.
Амадис задумчиво кивнул.
– Тёмная сторона Порядка… Наши радикалы предпочитают не упоминать о ней, и тем не менее она существует. Есть ли вообще во вселенной что-нибудь без изъянов? Источник ведь тоже имеет свою тёмную сторону? А, брат?
– Имеет, – подтвердил я. – Но мы предпочитаем обходить её стороной.
Taken: , 1
ГЛАВА 5.
БРЕНДА
Замок, как его называл Морган, оказался громадным особняком в псевдовикторианском стиле, с виду довольно опрятным, но, на мой взгляд, немного мрачноватым из-за своих размеров. Он возвышался над озером посреди обширной усадьбы, ограждённой каменной стеной никак не меньше трёх метров в высоту. Добрую половину усадьбы занимал парк, начинавшийся за озером; ближе к главным воротам имелось ещё несколько небольших и средней величины строений, среди которых выделялись конюшни и гараж, в котором могло бы поместиться десяток легковых или с полдюжины грузовых автомобилей. Чуть дальше виднелись теннисные корты и площадка для гольфа.
– Похоже, Бранвена обосновалась здесь всерьёз и надолго, – заметила я, съезжая с холма, откуда мы обозревали усадьбу.
В ответ Морган утвердительно, хоть и невнятно, промычал.
Завидев нашу машину, какие-то люди у ворот выказали явные признаки паники и поспешили укрыться в безопасных местах. Очевидно Морган во время своих предыдущих посещений здорово нагнал на них страху. Не желая обманывать ничьих ожиданий, я на полной скорости въехала в распахнутые ворота, промчалась мимо конюшен и гаража, лишь перед самым особняком чуть сбавила скорость, лихо развернулась, огибая цветочную клумбу, и, визжа тормозами, остановила машину у самых ступеней парадного входа, едва не врезавшись в мраморный портал.
Пока мои спутники успокаивали свои нервишки, массивная дубовая дверь особняка отворилась, и на широкое крыльцо вышла Дана – немного смущённая, но цветущая и жизнерадостная. Её лицо выражало спокойную уверенность в себе вместо прежней, теперь понятной мне озабоченности последних недель, проведённых в браке с Брендоном. Она выглядела как человек, который принял окончательное и бесповоротное решение и твёрдо намерен следовать ему. Я уже догадывалась, что это за решение, и мне стало жаль Дейрдру.
Плавной, грациозной походкой Дана спустилась по лестнице. В лёгком коротком платье, свободном в талии, с распущенными вьющимися волосами она выглядела весьма впечатляюще, а ветер, который то и дело игриво подхватывал край её воздушного одеяния, усиливал эффект до такой степени, что Морган, открыв дверцу машины и поставив одну ногу на землю, так и застыл, во все глаза пялясь на неё. Как я уже успела убедиться, ласковая красота Даны, подчёркнутая её хрупкой женственностью, на многих мужчин воздействует гораздо сильнее, чем безупречно правильные черты лица и божественная
Я, а вслед за мной Пенни и Дейрдра вышли из машины ей навстречу. Сделав над собой усилие, Морган, наконец, соизволил встать. Дана улыбнулась всем нам по очереди – Моргану дружелюбно, мне и Пенелопе немного застенчиво, а Дейрдре – виновато, в смятении опустив глаза.
– Я уже давно вас жду, – сказала она.
– Мы рады видеть тебя, золотко, – постаралась приободрить её я. – Как там малышка?
– Недавно уснула. – Взгляд Даны засиял. – Вы… Вы хотите посмотреть на неё?
– Ну, разумеется, сестричка, – мягко ответила Дейрдра, подойдя к ней и взяв её за руку. – Мы все хотим видеть твою дочку… твою и Артура.
В последних словах Дейрдры явственно прозвучала горечь, но в её голосе не было даже тени неприязни. Что меня больше всего поражало в Дейрдре, так это полная неспособность держать зло на людей. Порой она бывала раздражительной, сердилась по мелочам, капризничала, не чужды ей были приступы гнева, но ненавидеть по-настоящему она не умела. Конкретный человек мог быть ей симпатичен, безразличен или неприятен; Дейрдра могла беззаветно любить, глубоко уважать, быть верным и преданным другом, а если кто-то не нравился ей, то он ПРОСТО не нравился ей. Такие чувства как ненависть, зависть, враждебность существовали для неё только в абстракции, сама она их никогда не испытывала. Примечателен такой факт: когда Дейрдре стало известно, что Эмрис Лейнстер действительно повинен в смерти её отца, она безоговорочно согласилась с тем, что в случае поимки он должен быть казнён, но сказала это не злобно, а скорее печально, признавая суровую необходимость справедливого возмездия. Из Дейрдры получился бы идеальный судья для юридической системы, основанной на принципе презумпции невиновности; она судила бы людей, изначально исходя из того, что все они хорошие, и виновным выносила бы приговоры без гнева и пристрастия… но со слезами на глазах и с печалью на сердце. Я всей душой сочувствую Дейрдре. Трудно быть доброй и милосердной, трудно любить весь этот мир, в котором так много зла и несправедливости. В определённом смысле Дейрдра так же несчастна, как и я; существо, претендующее на звание всевышнего, жестоко насмеялось над ней, лишив её способности ненавидеть.
Мы поднялись по широким ступеням и вошли в дом. Как и во дворе, прислуга в холле глазела на нас с любопытством, опаской и благоговейным трепетом. Для них мы были боги – или почти боги. В массе своей простые смертные, даже те, кто общается с Властелинами ежедневно, с трудом воспринимают нас как людей, и либо поклоняются нам как посланцам Небес, либо ненавидят нас лютой ненавистью, почитая за исчадий ада. А ведь по существу своему мы такие же люди, разве что дольше живём, умеем управлять глубинными силами мироздания и вдобавок все поголовно страдаем различными нервными и психическими расстройствами. С точки зрения неодарённого психиатра лишь одного из каждых двадцати Властелинов можно (да и то с большой натяжкой) назвать вполне нормальным, девяносто процентов он отнёс бы к разряду хронических неврастеников, а оставшиеся пять подпали бы под определение законченных психопатов, причём далеко не всегда безобидных. И эти люди (то есть мы) правят миром! Увы, тут уж ничего не попишешь. Мы правим миром, потому как мы обладаем огромным могуществом, и именно это могущество у многих из нас вызывает сдвиг по фазе. Ну а что касается бога, то он (если он существует), очевидно, предпочитает играть роль английской королевы и лишь изредка забавы ради вмешивается в дела мирские – чтобы сотворить какое-нибудь плоское чудо, вроде языков пламени в день Пятидесятницы, или подсунуть кому-нибудь большущую свинью. Мы с Брендоном познали «божью благодать» на собственной шкуре.