Хозяйка корней

Дэвлин Джейд

Все это я слушала без особого энтузиазма. Отупела от усталости. Даже эмоции почти пропали. Так что едва успела упасть на охапку сухой травы до того, как отрубилась. Смутно подумала, что хорошо бы дома проснуться. И пусть все окажется кошмарным сном!

Утро началось рано. Нет, не так. УТРО НАЧАЛОСЬ РАНО! Чтоб оно провалилось совсем.

Я и до этого подозревала, что аграрий из меня аховый, а тут убедилась окончательно. Ну и агрокомплекс местный тоже со спецификой. Вроде всё благоприятно: солнце, дважды в день пятиминутный ливень, теплые ночи. Потому-то всё здесь растет как бамбук – утром росток, на закате стебелек с листьями в мою ладонь.

Проблема

в том, что быстрее всего растут сорняки. И если их вовремя не выполоть, они съедят местную морковку, свеколку, молодильные яблочки и бешеные ананасы – или черт знает, что у них тут на грядках произрастает. Без тренировки фига с два отличишь, где раскудрился местный овощ, а где коварно тянет ресурсы неправильный сорняк. А в нагрузку к этому – местный милый жужжащий мир: если иные растения до заката не собрать, за ночь какая-то разновидность светляков съест дочиста. Главное, сорняки тот жук поганый жрать не будет, только вкусную ананасину…

Жучки да обычные сорнячки – полбеды. Но на грядки норовят пролезть еще сорняки особой пакостности, косящие под съедобные травы-овощи. И если их проглядеть, будет большая подляна потребителю продукции. О самом опасном растительном хитреце бабушка Му предупредила сразу.

– Будешь собирать пурпурный салат – всегда высматривай морозцу. Она тоже красная, только лист салатный-та – округлый, как твой язык. А лист морозцы – на конце-та мыском остреньким. Даже одна морозца в корзину салата попала – считай-та, нет корзины, есть тумаки.

– Она ядовитая? – со вздохом спросила я, уныло вглядываясь в два по виду совершенно одинаковых листочка. Где тут у них язык, где мысок… черти их разберут.

– Хуже! Ядовиту травку блевануть можно. А морозца желудок сводит, коль цельный лист попал. Он и во рту напакостит, но не сразу, до десяти сосчитать успеешь, прежде чем почуешь. На вкус-то салатка и салатка. И сглотнешь ненароком. – Бабка вошла в раж и красочно продемонстрировала мне судороги задыхающегося едока. С хрипами и конвульсиями, очень натурально. И удовлетворенно подытожила: – Бывалоча, вусмерть задыхались. Ты, Лиль, не боись, он только в нутре смертелен. Поживешь с мое, будешь морозцу от салата вслепу отметать. Пока же, коль в сумнении, оторви кусок с ноготок – да в рот. И пожуй маленько, до десятка посчитай. Салат сладок, вкусен, а морозца сначала под него кажется, а потом язык-та и сведет. Сразу плюй, и тогда нету вреда тебе, так, во рту противица, да ненадолго. Так и проверяй.

– Настоящий огородник – тот, кто выдаст телегу салата без единой морозцы, – заметил Игги. Явно сам не очень рад тому, что судьба определила в огородники.

Вот радость, вот счастье! Мне с этим пурпурным салатом работать не только пальцами-глазами, но и языком? Но делать нечего. Отрывала кусочки от каждого подозрительного листа.

И скоро выявила гада! Язык одеревенел. Правда, минут на пятнадцать. И так было до вечера раза три.

Мне даже стало интересно. Чуть увеличивала дозы – тогда хоть зубы рви. Срок тот же, минут пятнадцать-двадцать. Не полчаса даже. Наесться такой травы – спазм пищевода, а то и дыхательных путей «вусмерть». А мини-доза – местная анестезия ротовой полости. Неужто здешние эскулапы этого не понимают?

Осторожно спросила бабушку Му – не покупают ли местные медики морозцу у огородников. Му замахала лапками:

– Да кто ж такую дрянь купит? Зачем она? Все знают, что морозца – трава ядовитая, нет в ней другого смысла, как пурпурный салат портить, а он-та дорогущий, только самым богатым по карману. А они за морозцу в тарелке и голову оторвут. Нашла – так и вырвала

с корнем, от греха. И не трать на глупости время, огородником не станешь!

Я не хочу стать огородником! У меня кожа не зеленая, как у Игги или бабушки Му. Я врач. Я умею многое, но не умею по двенадцать часов гнуть спину в гуще сорняков и попутно отбиваться от всякой мерзкой кровососущей гадости и отличать коварный лист от съедобного. Думай, Лилька, думай… а пока не придумала… рви… чертовы… сорняки! А то кормить не будут. А морозцу эту мы разъясним… попозже.

От такой жизни за три дня я малость одеревенела, зазеленела и чуть не пустила корни. Поэтому при словах Игги о том, что сегодня идем в город трогать камень, поскольку жмот по имени Хммм выдал, наконец, по монетке на брата, я обрадовалась. Даже не спросила, что за камень и зачем его трогать. И при чем тут деньги.

– Мы пойдем на рынок и потрогаем краеугольный камень, – пока я умывалась, Игги охотно и обстоятельно начал разъяснения. – Чтобы камень поставил первый лист на твою ладонь, ему надо дать один цинь, циньку. Этим ты подтвердишь, что собираешься не просто жить в городе, но это… как его… – Зеленокожий мальчишка завел глаза к потолку и процитировал: – Будешь полезным членом общины. То есть денег себе заработаешь и налогов дашь, – пояснил он тут же, сбиваясь с пафосного тона. – Нам ух как повезло, что старый ошейник сняли, а новый-то надеть и не успели. Раб в ошейнике не может коснуться камня, его молнией стукнет, вот так: бабах! И сразу стража, стража! Донесут хозяину, тот будет платить штраф, а потом с тебя шкуру спустит. Я пробовал, – бесхитростно закончил он и вздохнул, передернув плечами. – Не понравилось. Больно.

– Так, погоди. – Я наскоро, пятерней, причесала волосы и в который раз порадовалась практичной стрижке. Как раз незадолго до попадания ходила в парикмахерскую, теперь волосы в глаза не лезут, особенно если их косынкой повязать, да и в уходе без лишних сложностей. – Так, погоди… Почему тогда все те, что живут в Ничейных кварталах без ошейника, не ходят к камню?

– А где ж им денег взять? – удивился Игги. – Они ж за еду если где подработают – и то рады. Ты что думала, такие огородники, как мы, – тут он приосанился, – по помойкам шоркаются? Держи мошну шире! Коли у тебя умение нужное в руках – не пропадешь. Хотя… тут еще знакомства важны. Вот мы, например.

– Вы? – Я сделала заинтересованный вид, поощряя пацана к дальнейшему рассказу. А то пока грядки полола, как-то не было времени подробности о мире узнавать.

– Мы. Конечно, пока в ошейниках – думать нечего было о свободе, – тут Игги помрачнел от воспоминаний. – Но нам повезло. За те два года, что мы в поместье господина Веришея прожили, полгорода знакомых-то появилось. И многие знали, что огородники мы с ба не из последних. Так бы кого из ничейки и пустили на грядки без рекомендации. Да еще б жалование дали, хотя и маленькое, да настоящее. Вот, три монеты на троих у нас есть – пойдем, камню заплатим и уже не совсем безнадеги бесправные будем, а как бы эти… кандидаты. В полезные граждане.

Тут пришла бабушка Му и велела нам браться за корзинки да и топать, а то свободные-то полдня наши пройдут без толку. А нам надо еще те капустананасы, что хозяин выбраковал, успеть на мясо обменять, чтоб, значит, похлебку сварить. На одной траве долго не протянем.

На рынок, хм… А вдруг я там краем глаза давешнего эльфа увижу? Нет, я вовсе не влюбилась. Просто после агрокаторги мне было бы приятно посмотреть на что-то красивое.

Глава 13