Хозяйка пролива Боншон
Шрифт:
Фарух понурился:
– Нет у меня друзей. Только старшие братья. Но я что-нибудь придумаю, спасибо тебе.
Мальчишка убежал, а я опрометью вылетела в сад. Там был укромный уголок среди цветущих кустов. Но щенки непоседливы, он ведь выберется. Малыш на моих руках притих.
– Сиди здесь, – опустила его за переплетением ветвей, подальше от чужих глаз. Пушок зевнул, а потом жалобно заскулил и затявкал. Испуганно оглянулась, в любой момент здесь мог кто-нибудь объявиться:
– А ну-ка замолчи, иначе нам обоим будет очень больно, – чего я ожидала от крохи? И сама не знала, но он притих, как-то странно, с пониманием глядя на меня. Потом улёгся
– Шуметь нельзя, – приложила я палец к губам, и тут кроха отчётливо кивнул и улёгся на своё место.
– Вот так чудеса, может, ты сказочный пёс? Но всё равно, лежи тихо.
Погрозив ему пальцем, поспешила обратно.
Мне весь вечер не давал покоя грустный взгляд Фаруха. Выходит, здесь даже дети богачей по-своему несчастливы? Что стоит приютить собаку, когда всего вдосталь? Вспомнила, как дрожал мальчик от страха быть обнаруженным. В сердце всколыхнулось странное чувство, что такие ощущения очень знакомы. Понять бы ещё откуда?
А ночью, когда я погрузилась в глубокий сон, мне приснилось странное: я смотрела на маленького мальчика лет пяти, и весь его облик буквально кричал об одиночестве, в больших голубых глазах застыл ничем неприкрытый страх. Ребёнок сидел посреди развалин замка, один в темноте. Сердце тут же сжалось от боли, но что-то не пускало подойти к нему. Над курчавой головой сгущались смутные тени, точно живые выползавшие из-под руин. Я билась в отчаянной попытке добраться до малыша, защитить его. Но невидимые путы держали так крепко, что никак не удавалось из них освободиться, горло саднило от попыток выдавить хоть звук.
Проснулась оттого, что меня кто-то тряс за плечо:
– Мирра, очнись! – это был голос Дилеры, – Ты сейчас весь гарем перебудишь.
Я села на тюфяке, лицо было мокрым от слёз:
– Прости, кошмар приснился.
– Не извиняйся передо мной. Но вот если разбудишь кого из хозяев, нам всем несдобровать.
Легли снова по своим местам, а я даже и не думала закрывать глаза.
Увиденное во сне до боли казалось знакомым. Опять чужие воспоминания или просто кошмары? Что навеяло такой сон? В окошко заструились предрассветные нежные лучи солнца, покрывая позолотой обшарпанные стены. В голове пульсировала боль, в последнее время она начиналась приступами, выкидывая мне, как медяк нищему, очередной лоскут воспоминаний из жизни хозяйки этого тела. Иногда это были люди, имён которых, как ни старалась, я вспомнить не могла. Иногда незнакомые пейзажи, морской берег изрезанный фьордами.
Я прожила в гареме, по моим подсчётам, что-то около недели. Хозяева и слуги привыкли ко мне и этим странностям. Здесь многие были жертвами похищений, подобное поведение никого не удивляло.
За время пленения отъелась и стала похожа на нормальную женщину, а не забитую палками старуху из подворотни, но красавицей так и не стала. Джанна даже пару раз выводила меня в город, показывая магазины для женских безделушек. Сюда мне придётся ходить, если пошлёт одна из жён господина.
Нашего хозяина я видела мельком, когда несла еду из кухни. Высокий мужчина, в годах, но не старый, приятной внешности. С небольшой окладистой бородкой. Фарух был очень на него похож.
Мальчишка прибегал тайком пару раз проведать своего питомца, чем, сам того не подозревая, оказал мне неоценимую услугу. Пролез он в сад гарема через лаз в стене.
Щенок отъедаясь на господских харчах заметно подрос, всё так же поражая меня редким, даже для самых умных собак, послушанием. Он безропотно выполнял всё, что я ему говорила. Словно слово в слово понимал мою речь. Наверное, он и впрямь какой-то непростой.
Солнце уже щедро заливало нашу убогую комнатушку, когда зашевелились, просыпаясь остальные. Светало здесь очень рано, в покоях господ окна защищали плотные шторы, нам такой привилегии не полагалось.
Хаос мыслей и переживания за малыша, которого видела во сне, давили на плечи пудовыми гирями.
– Чего бока отлёживаете? – проворчала бабушка Калима. – Работа не ждёт, шевелитесь, засони.
Мы по очереди умылись над старым, погнутым тазом, и отправились каждая по своим делам.
Я вышла в сад, прибрать оставленную с вечера посуду, старшая жена любила сидеть здесь допоздна в одиночестве, мечтая о чём-то своём. Внезапно меня буквально скрутило от приступа боли. Зрение померкло, ноги подкосились, упав на землю, я старалась не кричать, от пронзающей мозг волны жара. Рядом крутился щенок, поскуливая и вылизывая мне лицо. Словно в замедленной съёмке увидела тот самый замок, только целый, улыбающегося мне мужчину. Красивого, с вьющимися тёмными волосами, с бородой эспаньолкой и очень добрым взглядом. Потом кадр сменился, и вот у меня на руках розовощёкий малыш, радостно агукающий и пускающий пузыри. Снова смена декораций. Тут уже трёхлетний карапуз бежит, улыбаясь ко мне навстречу, маленькие ножки заплетаются, он падает на землю, заливаясь горькими слезами, а я спешу прижать его к себе, успокоить. Потом снова этот же мужчина с мальчиком на руках, он бережно подсаживает мальца на невысокую лошадку. Малыш заливисто смеётся от восторга, тянется к коняшке ручками.
Дальше всё повторилось, как в недавнем сне и первых моих смутных воспоминаниях. Нападение дикарей, мужчина, лежащий на камнях двора с рассечённой головой, неживые глаза смотрят в небеса. Чувство паники. Мечущиеся люди вокруг, зарево только пробудившегося пожара. И снова, пятилетний мальчик, тянущий ко мне руки, с мольбой и страхом во взгляде.
С трудом мне удалось подняться на четвереньки и доползти до фонтана, умывшись, немного пришла в себя. Туман в голове стал проясняться, и я вспомнила…Я всё вспомнила.
Мальчик – это мой сын, Себастьян. Вернее, сын женщины, в теле которой застряла моя душа. Путая, где проходит тонкая грань наших сознаний и воспоминаний, снова и снова прокручивала перед собой череду видений.
Красивый мужчина. Мой муж. Звали его Седрик. Наш замок разрушен, челядь угнана в рабство. Но сына на корабле не было точно, зачем бандитам оставлять при себе несмышлёного мальчишку. А может, удалось его спрятать? Он жив, я точно знала, что с ним всё в порядке.
Мысли и эмоции, страхи и желания мои и погибшей женщины, тело которой я заняла, сплелись в невероятную вязь. Уже непонятно, где заканчиваются её переживания и начинаются мои. Но я вернусь. Обязана вернуться. Ради этого малыша. Грудь сжало от одной мысли, что может случиться с ребёнком, брошенным в одиночестве на верную смерть. И только надежда обнимала меня своими крыльями, помогая верить – Себастьяна можно спасти. Если поспешить.