Хозяйка розария
Шрифт:
Она исчезла, и было слышно, как она с необычным для ее возраста проворством вспорхнула на второй этаж.
— Ей хорошо, — сказала Франка, — а это самое главное.
— Кевину тоже неплохо, — с горечью возразила Беатрис, — так как она будет теперь готова отсчитать ему сколько угодно денег, чтобы только пережить еще один такой вечер.
Помедлив, она задумчиво произнесла:
— Думаю, что в то время Хелин меня по-настоящему ненавидела. Она понимала, что со мной что-то происходит, но что у меня нет ни малейшего желания поверять ей мои тайны. От безысходности она в конце концов обратилась к Эриху. Она сказала ему, что я все время
— Нет, нет, не только это, — сказал он, наморщив лоб, — в тебе появилось что-то такое… что мне не нравится, очень не нравится!
Как бы то ни было, он потребовал, чтобы впредь я после школы сразу шла домой и оставалась дома весь день и вечер. Хелин он поручил, чтобы она проследила за выполнением приказа. Я надеялась, что мне удастся провести Хелин, как только Эрих снова уедет, но это оказалось очень трудным делом. У Хелин был свой интерес в том, чтобы запереть меня дома. Она не выносила одиночества, и она начинала буквально сходить с ума, когда меня не было рядом.
— Вам стало очень трудно встречаться с Жюльеном, — предположила Франка.
Беатрис медленно кивнула.
— Да, но нельзя сказать, что это стало невозможным. Но встречи стали намного реже, тем более, что теперь они стали во много раз более рискованными. Ибо, как бы я ни скрывалась, Хелин могла просто последовать за мной или даже, в своей истерии, снарядить за мной команду солдат. Это был бы конец не только для Жюльена, но и для семьи доктора Уайетта. Думаю, что с этого момента я и стала ненавидеть Хелин. Нет, она всегда, с самого начала, действовала мне на нервы, но я ее жалела и никогда не испытывала к ней подлинной вражды. Но теперь я познакомилась и с ее неприятными чертами. Я поняла, насколько она эгоистична и какое железное упорство прячется за девической внешностью. Она становилась беспощадной, если речь шла о соблюдении ее интересов и исполнении ее желаний. Впервые я поняла это тогда, но потом она не раз укрепляла меня в моем мнении. Правда, с некоторых пор я начала ее просто презирать.
Франка задумалась.
— Но несмотря на это, — сказала она наконец, — вы провели под одной крышей всю жизнь.
Беатрис уставила на Франку неподвижный взгляд и зло затушила сигарету.
— Понимаю, в это, наверное, трудно поверить, да? Она сумела это сделать. Это хрупкое существо с большими голубыми глазами смогло найти способ до сих пор меня терроризировать. Это большое достижение, не так ли? Такое едва удалось бы даже более крепким людям.
Франка поняла, что ее замечание было неуместным.
— Прошу меня извинить, если я…
Но
— Вам не за что извиняться, Франка. Ваше замечание вполне справедливо. Нам однако пора спать. Уже час ночи, а завтра нелегкий день.
Не убравшись в кухне, они поднялись наверх. Франка вдруг почувствовала непомерную усталость. От выпитого вина ей страшно хотелось спать, и это желание становилось еще сильнее от шумевшего за окном дождя. Она уснула тотчас, как только коснулась головой подушки.
Разбудил ее телефонный звонок. По странному свойству человеческих сновидений, звонок этот поначалу внедрился в сон. Франке снилось, что она дома и ждет возвращения Михаэля, и в это время раздался звонок в дверь.
«Должно быть, это Михаэль, — подумала она, — надо открыть дверь».
Она села на постели, недоуменно огляделась и попыталась понять, где находится. Ей сразу стало ясно, что она на Гернси, а не дома, и что звонит телефон, а не дверной звонок. Она подумала, не спуститься ли ей вниз, но потом услышала голос Беатрис, хотя и не смогла понять, что она говорит. Потом Франка услышала шаги на лестнице и стук в дверь комнаты.
— Франка? — это была Беатрис. — Франка, вы спите?
— Нет, что случилось?
— Позвонил ваш муж. Он хочет с вами поговорить.
Итак, он все же задумался о том, куда она могла деться и, очевидно, понял, что она уехала на Гернси. Да, в логическом мышлении ему всегда было трудно отказать.
«Или он действительно за меня волнуется, — подумала Франка, спрыгивая с кровати, — или ему просто не понравилось, что я что-то сделала, не спросив его мнения».
Бросив взгляд за окно, Франка убедилась, что дождь продолжал идти, хотя и стал слабее, чем ночью.
— Дождь идет, но с утра уже проглядывает солнышко, — сказала Беатрис, ожидавшая ее у двери. Она была уже одета. На одежде виднелись мокрые пятна, волосы блестели от сырости. Наверное, она уже погуляла с собаками. — Потом наступит хорошая погода.
— Чудесно, — сказала Франка и зевнула. — Боже, который теперь час? Должно быть, я все проспала.
— Еще нет и восьми, так что не волнуйтесь, — Беатрис заговорщически улыбнулась. — Ваш муж, кажется, вне себя от ярости.
Франка босиком сбежала по лестнице вниз и подошла к телефону.
— Да? — произнесла она, не сумев подавить следующий зевок.
— Франка? — судя по голосу, Михаэль действительно испытывал сильнейшее раздражение. — Это ты?
— Да. В чем дело?
От изумления Михаэль на мгновение потерял дар речи.
— В чем дело? Это ты спрашиваешь меня?
— Да. В конце концов, это же ты звонишь.
— Послушай… я… скажи, ты вообще в своем уме? Куда-то пропадаешь, уезжаешь, не говоря ни слова, а потом еще грубишь по телефону…
Франка заметила, что у нее задрожали руки. Они всегда дрожали, когда Михаэль начинал злиться.
«Почему, собственно, я всегда его боюсь, — подумала она, и ей тотчас явилась другая мысль: — На этот раз мне нечего бояться. Он находится в сотнях километров от меня, и если он будет мне очень неприятен, то я просто положу трубку».
Дрожь в пальцах прекратилась. Франка переступила с ноги на ногу, но не от волнения, а от холода плиток пола.
— К сожалению, у меня не было возможности известить тебя о моих планах, — равнодушно ответила она, — потому что в ночь моего отъезда ты вообще не соизволил явиться домой.