Хозяйка Серых земель. Капкан на волкодлака
Шрифт:
И от маски Богуслава уставала…
Домой бы… она бросила взгляд на каминные часы — еще одна жалкая подделка, исполненная столь грубо, что поддельность эта становилась очевидна каждому. И часы наверняка врали, но… ждать.
Еще полчаса?
Час?
Сколько получится. Богуслава лишь надеялась, что ожидание это будет вознаграждено.
— Евдокия, — меж тем Катаржина, которой было невыносимо молчание, обратила свой взор на купчиху, которая вернулась в гостиную, — а вы что думаете
— Ничего не думаю, — спокойно ответила Евдокия.
Хорошо держится.
С должно отрешенностью, с подчеркнутым равнодушием, которое и бесит глупеньких девиц Вевельских. Им-то мнилось, что Евдокия станет заискивать, золотом осыпать в попытке снискать расположение новоявленной родни.
Богуслава осыпает.
Но ей не расположение надобно, а поддержка, когда…
…все ведь изменится.
И скоро.
Катаржину этакий ответ не порадовал. Она поджала губы, и без того узкие, а ныне превратившиеся вовсе в черту. И лицо ее сделалось еще более некрасивым.
Не в отца пошла, тот хорош, Богуслава видела портреты.
И не в матушку…
— Вы не чувствуете в себе внутренней потребности очиститься? — Катаржина раздраженно воткнула иглу, будто бы не канву перед собой видела, но врага… воплощение порока, которое и собралась одолеть железом да шелком.
Железо Богуславе не нравилось.
Холодное.
И холод этот отличался от зимнего, поселившегося внутри.
— Не чувствую, — Евдокия присела на софу и расправила юбки.
…и платье ей идет.
…у кого шила? Надобно будет выяснить…
…и намекнуть, что нехорошо истинно верующим людям потворствовать нечисти. Сегодня они волкодлачью жену одевают, а завтра, глядишь, и сами на луну выть начнут…
Богуслава потерла виски пальчиками. Она сама чувствовала близость луны, и странный бессловесный ее зов, который, впрочем, был слишком слаб, чтобы увлечь ее…
— И все же, — Катаржина не собиралась отступать. — Вам следует больше уделять внимания своей душе… вы слишком погрязли во всем этом…
Катаржина взмахнула рукой, едва не выпустив при том иглу.
— В мирском… в суетном, — она вновь склонилась над вышивкой. — Вы только и думаете, что о деньгах, меж тем сказано в Великой книге, что золото мостит Хельмовы пути.
Это прозвучало почти вызовом.
Или упреком?
Или и тем, и другим сразу?
Но Богуслава не собиралась вмешиваться в сии семейные дела. Она откинулась в кресле, довольно удобном, пусть и перетянутом дешевою тканью, каковой она сама побрезговала бы…
…вечер, кажется, переставал быть томным.
Глава 4. В которой речь идет о многих достоинствах женщин, а тако же о благотворительности
Уже
А она, глупая, в гостиную…
К беседам изящным.
К рукоделию.
— Значит, — Евдокия вдруг осознала, что неимоверно устала, не столько от их нападок, сколько от собственного покорного молчания, которое было ей вовсе несвойственно. — Значит, вы полагаете, что золото — от Хольма?
Катаржина кивнула.
Медленно. Снисходительно. И с этаким… пренебрежением? Дескать, что еще ждать от купчихи…
— И ратуете за благочестие, дорогая сестрица? — Евдокия не отказала себе в удовольствии отметить, как дернулась щека Катаржины.
— Ратует, — подсказала Августа и модный журнал отложила.
Чего вычитала?
Что ей понадобится? Веер из страусовых перьев?
Или шляпка с дюжиной дроздов?
Горжетка на кротовьем меху? Или новый корсет, который сделает ее еще стройней, еще тоньше?
Экипаж?
Лошади? Собственный выезд, чтобы как у взрослой дамы?
Чемоданы из крокодиловой кожи, пусть бы и вовсе она не собирается путешествовать… или собирается с Богуславой на воды, да не наши, а заграничные… и на водах тех без чемоданов крокодиловошкурых отдыхать вовсе невозможно…
— Благочестие — вот истинная добродетель любой женщины, особенно — женщины знатного рода. Ибо сказано, что дева благородная благочестива и смиренна, и свет ее души ярче света звездного, ярче солнца самого и светил иных. И не шелками она богата, но лишь делами добрыми…
Катаржина уставилась на Евдокию холодным рыбьим взглядом.
— Та же, — медленно продолжила она, — которая позабудет о предназначении своем, отринув свет небесный по-за делами земными, будет наказана…
И в гостиной воцарилось тревожное молчание.
— Что ж, — Евдокия усмехнулась. — Я рада, если тебе… дорогая сестрица, хватает малого. Полагаю, добрых дел ты совершила предостаточно…
Катаржина важно кивнула.
О да, помнится, она упоминала о том, что состоит в благотворительном комитете.
И самолично вышивает салфетки для благотворительной ярмарки и учит детей — сирот вышивке, и плетению кружев, и кажется, созданию кукольной мебели…
…и чему-то еще, столь же ненужному…
— И я горжусь тем, что Боги соединили нас узами родства, — Евдокия поклонилась, прижав ладони к груди, стараясь не слушать, как колотится нервно собственное ее сердце. — И зная о твоем тайном желании покинуть сей мир, всецело посвятить себя служению Богам…
Младшие княжны синхронно вздохнули.