Хозяйка северных морей
Шрифт:
—Бывал там.
– Ну вот туда и двигай, там теперь ваша база будет. Ладно хлопцы, – адмирал поскрёб пятернёй затылок, – авантюрой всё это пахнет и шито всё белыми нитками, но я так понимаю, других предложений нет! Так, товарищи офицеры?
—Почему авантюра, – возмутился Малышев. Ему бы помолчать, когда старшие товарищи глубокомысленно молчат, внимая гласу адмирала, – вот если не получится, то это, конечно, авантюра, а если получится – то и не авантюра вовсе.
– Подвиг?! Ладно
Адмирал, улыбаясь, смотрел на широкоплечего мальчишку в офицерском кителе и вспоминал Картахену :
«Наглость – второе счастье», – у него самого, конечно, такого не было, но «чем чёрт не шутит, пока ….».
—Лейтенант перегоняй катер к четвёртому пирсу, а ты комдив обеспечь демонтаж всего, чего только можно. Возьмите с собой автоматы и гранаты. Ну, с богом. Удачи!
И тут же его послали, как и полагается в подобных случаях к чёрту, но без обид, а просто в силу традиции.
Правда, при этом Малышев получил кулаком вбок, от своего же собственного командира, чтобы не распускал язык и соблюдал почтение к старшим товарищам, хотя самим «старшим" едва исполнилось тридцать пять – на войне взрослеют быстро.
***
Спустя четыре часа в окрестных скалах ожила рация. В эфир упорхнула целая стая точек и тире. Радист работал быстро. Засечь его не смогли. Расшифровать тоже.
Доложили командующему.
—Отменяем выход? – особист из Москвы и Платов ждали решения адмирала.
Ситуация была непонятная.
—Если это немцы, то… – командующий внимательно посмотрел на офицеров.
—Я бы не рискнул.
—Я бы тоже, – согласился приезжий в штатском.
Головко прошёлся по своему небольшому кабинету, прикидывая расклад и последствия.
—Ничего не меняем. Я пошлю запрос в Москву, пока там войдут в курс дела, потребуют уточнений… . Ничего менять не будем. А вот бурную деятельность создать нужно. И этого гада найти следует. Это уже по твоей части Иван Васильевич. Всех на уши поставь, а радистов найди. Свободны оба.
Контр-адмирал закурил и, пуская дым кольцами в потолок, задумчиво смотрел в окно и улыбался.
Кто сказал, что командующие флотом не улыбаются?
А если тебе всего тридцать пять и всё Заполярье на твоих плечах. Тут не до смеха.
А улыбаться? Можно! Только чему?
***
Август сорок первого был жарким, солнце светило, как оглашённое и ни одного дождя, а вот за час до полуночи небо затянуло чёрными грозовыми тучами, пошёл мелкий и противный дождь, а вот волнения на море не было. Полный штиль.
—Везёт лейтенанту, погода лучше и не нужно, – Платов вместе с командующим напряжённо всматривались в водную гладь Кольского залива, находясь на наблюдательном пункте,
—Не каркай, – парировал адмирал, – у самого сердце не на месте.
Здесь же был и «москвич», товарищ их органов был далеко не дурак и всё понимал: «Если, что то пойдёт не так, то с него тоже спросят, может, даже больше чем с флотских».
Куксенко, как и положено комдиву, принял рапорт Малышева, пожал руку и неожиданно спросил:
—Серёга, а как ты к поросю относишься?
—В каком смысле, – не понял лейтенант, потому что думал о предстоящем выходе, а уж не о какой-то там свинье.
—Адмирал пообещал, что когда вернётесь, он пришлёт в подарок, жареного поросёнка.
Комдив мечтательно потянул носом воздух, представляя запах жареного порося.
—А водка будет? – деловым тоном поинтересовался боцман.
—Фадеич, кончай трёп. Водки не будет, будет спирт. Давай быстро на борт. Время.
Малышев в момент привёл в должное состояние разыгравшиеся фантазии боцмана.
Фадеич был, в общем-то, мужик неплохой, вот только трепач знатный. Мог часами заливать, без зазрения совести. Все, кто его слушал, понимали, что он врёт, но врал Карнаухов красиво, задушевно и совсем без злобы.
—Ну, бывай командир, нам пора. Боцман поднять якорь. Отдать концы. Стёпа заводи моторы.
Рокот прогреваемых двигателей поплыл над поверхностью залива. Дождь усилился, превратившись в сплошную пелену. Катер выходил на старт. До начала минного огорода оставались считаные десятки метров.
– Полный вперёд, – Малышев стоял сам у манипуляторов и по привычке отдавал сам себе команды и сам же их и выполнял.
Ручка газа плавно пошла вверх, и обороты вышли на предел.
– Форсаж.
Стрелка тахометра качнувшись, упёрлась с ограничительную планку. Нос катера поднялся над водной поверхностью, и он сам в пене и брызгах, рассекая морскую гладь пролива, рванулся к выходу как обезумевший джин из пивной бутылки, в которую случайно плеснули первач.
За кормой грохнуло раз, потом ещё раз, ещё и ещё – мины рвались, чётко отмечая место, где был катер несколько мгновений назад.
От такого грохота и воя моторов, работающих на форсаже – на пределе своих сил, проснулась бы вся преисподняя, а не только фрицы на эсминцах.
Но тут ожили батареи на сопках и море залива закипело от железа, мины уже рвались повсюду, а Куксенко выведя катера на рейд врубил моторы на полную мощь.
Разобраться в этом гвалте и шуме было трудно, но это только первые мгновения, а потом немцы разберутся и все расставят по полочкам, но важны были именно эти первые мгновения и, похоже, Малышев их выиграл.