Хозяйка замка Ёдо
Шрифт:
К вечеру второго дня путешествия процессия прибыла в деревеньку, что стояла в двух ри от замка Нагахама. Дальше нужно было плыть на лодке. Тятя и Охацу, опасавшиеся морской болезни, тотчас опустились на ложе, приготовленное на дне посудины, и проспали до рассвета, а пробудившись, увидели прибрежные рифы Бамбукового острова. Швартовы крепко держали лодку, и вскоре обе княжны уже поднимались, время от времени останавливаясь передохнуть, по каменной лестнице к храму на вершине скалистого острова. Там они заночевали, а на следующий день снова был поднят парус, и лодка заскользила к деревушке, из которой они отплыли две ночи назад. Погода стояла ясная, и на этот раз около полудня княжнам удалось рассмотреть вдали, на другом берегу озера Бива, замок Нагахама.
Пока Тятя пристально вглядывалась в ту сторону, Фудзикакэ задумчиво
— Всё как прежде. Гора Ибуки, облака над вершиной…
— И только этот замок портит вид, — буркнула Тятя.
Фудзикакэ поспешно сделал ей знак замолчать и пожурил:
— Что за неразумные речи, барышня!
Сидевший рядом Такацугу притворился, будто ничего не слышал.
О чём он думал в тот момент? — гадала Тятя. Ведь кузен наверняка должен ненавидеть род Асаи точно так же, как она ненавидит Хидэёси, и в прежние времена он с такой же неприязнью должен был смотреть на замок Одани, с какой сейчас она, Тятя, смотрит на Нагахаму. Вдруг девочка почувствовала на себе взгляд, украдкой брошенный Такацугу, и у неё невольно вырвалось:
— Когда-то эти земли принадлежали Асаи, а ещё раньше — Кёгоку, да?
Она хотела польстить двоюродному брату, но, едва эти слова слетели с губ, разозлилась на себя за то, что стремится завоевать расположение наследника могущественного рода, пусть и пришедшего ныне в упадок.
Однако Такацугу, который сидел, в соответствии с правилами приличия прижав ладони к коленям, равнодушно произнёс:
— Эти земли не принадлежат никому. Кланам Асаи и Кёгоку они были дарованы лишь во временное владение. Точно так же ими сейчас владеет господин Хасиба.
Тятя вгляделась в бесстрастное лицо кузена и полюбопытствовала:
— Кем же они были дарованы?
— Господом, — просто ответил Такацугу.
Для Тяти было новостью узнать, что в этой стране чем-то распоряжается какой-то «господь». Она не поняла смысла ответа.
— Значит, вы не питаете ненависти к тем, кто уничтожил ваш клан? — осторожно спросила девочка.
— Княжна! — охнул Фудзикакэ и быстро огляделся — нет ли поблизости чужих ушей.
— Меня учили не питать ненависти к людям, — сказал Такацугу тоном хорошо образованного и воспитанного молодого человека.
— Кто же вас учил? — не унималась Тятя.
— Господь наш Иисус.
Имя этого иноземного бога Тятя уже слышала, но не знала, что он учит таким вещам. Внезапно всё её естество взбунтовалось против кузена, она начала пронзительно смеяться и смеялась до тех пор, пока Охацу не воскликнула:
— Сестрица, вы ведёте себя странно!
Тятя с трудом напустила на себя серьёзный вид, но одного взгляда на невозмутимый профиль Такацугу ей было достаточно, чтобы снова прыснуть от смеха.
По возвращении в Киёсу Охацу рассказала старшей сестре, что их двоюродный брат перенял христианскую веру у португальских миссионеров.
— А я вот ни за что не стану католичкой, — добавила она с глубочайшим презрением.
— Братец обратился в эту веру, потому что его клан уничтожили. Иначе ему пришлось бы ненавидеть слишком много людей, — встала на защиту кузена Тятя. — Когда начинаешь кого-нибудь ненавидеть, дело заканчивается тем, что уже весь мир вызывает у тебя ненависть!
В седьмом месяце следующего года Тятя и Охацу снова отправились в замок Адзути, строительство которого было наконец завершено. Верная себе О-Ити в очередной раз отклонила приглашение Нобунаги и выслала вместо себя дочерей.
Знатные самураи съезжались со всех концов страны полюбоваться новой цитаделью.
Удзисато Гамоо, воеводе двадцати трёх лет на службе у Нобунаги Оды, было поручено провести племянниц хозяина по крепости. Княжны посетили центральный дворец, резиденцию дяди, и бесчисленные пристройки, но главной достопримечательностью была семиярусная укреплённая башня-тэнсю. На втором ярусе располагались зал приёмов, покои, в которых Нобунага уединялся для решения задач государственной важности, и множество гостиных. Стенные панели и створчатые ширмы там были украшены чудесными росписями на позолоченном фоне, рамы фусума [36] покрыты чёрным лаком, а потолки и опорные столбы — узорами, в которых сочетались зелёный, жёлтый, красный, чёрный и белый цвета. Живописное убранство покоев третьего яруса состояло из искусных изображений цветов, птиц, отшельников
36
Фусума — раздвижные перегородки между залами.
На подступах к замку с утра до ночи царило оживление. Каждый день мерялись силой борцы сумо, а по вечерам устраивались огненные потехи.
После осмотра крепости Тятя удостоилась аудиенции в церемониальных покоях дворца. Гордился ли Нобунага красотой племянницы и по этой ли причине хотел представить её своим приближённым — кто знает. Так или иначе, аудиенция проходила в присутствии изрядного числа высокопоставленных воинов. Все приветствовали Тятю с почтением, на которое вправе рассчитывать племянница верховного правителя, и только Удзисато Гамоо, тот самый, кому было поручено показать княжнам замок, держался совсем по-другому. Этот молодой круглолицый самурай, высокий ростом, статный и дородный, взглянул на девушку как на давнюю знакомую и непринуждённо осведомился, не слишком ли утомила её прогулка по крепости. В его поведении не чувствовалось ни высокомерия, ни дерзости, и в то же время в нём недоставало той придворной учтивости, какую неизменно проявляли по отношению к княжне Асаи все прочие воины. Тяте с детства было знакомо имя Гамоо — его носил влиятельный клан из провинции Оми. И теперь представитель этого клана стал единственным человеком, перед кем Тятя невольно опускала глаза. Она и сама не знала, почему робеет в присутствии Удзисато — возможно, оттого, что он принадлежал к прославленному роду, который прошёл через все междоусобицы Эпохи воюющих провинций и ни разу не пустил захватчиков на свои земли. Когда Удзисато удалился, мастер чайной церемонии, сидевший рядом с Тятей, шепнул ей, что среди молодых воинов из окружения Нобунаги этот подаёт самые большие надежды.
— Господин Гамоо блестяще управляет городом и замком Хино. Говорят, что людям в его владениях сейчас живётся куда лучше, чем раньше. Человек с такими способностями далеко пойдёт — ему обеспечены самые высокие посты.
Через три дня после Тятиного прибытия настало время праздника Бон [37] . Нобунага, любивший жить на широкую ногу, велел украсить по этому случаю замок, город и гору Адзути фонариками, сделанными по образу поминальных даров, которые были поднесены некогда духу его предка Удзи Оды и хранились в просторных покоях семейного храма. Зрелище вышло дивной красоты, и насладиться им смогла не только знать, но и все горожане, включая купцов и ремесленников.
37
Бон (Урабон, от санскр. улламбана) — день поминовения усопших, буддийский праздник, который отмечается по лунному календарю с 13-го по 15-й день седьмого месяца.
Когда стало смеркаться, жители города выстроились в ряды на улицах у подножия замка и с наступлением часа Пса [38] дружно зажгли факелы, которые все как один держали в руках. Факелы были начинены порохом, затрещали фейерверки, и вскоре тем, кто глядел на город с вершины горы, из замка, стало казаться, будто улицы обратились в пламенеющие реки. На каждом перекрёстке петарды вторили сполохам потешных огней в небесной выси, молодые самураи в парадном облачении гарцевали в искрящемся вихре.
38
Час Пса — время с 20.00 до 22.00.