Храбрая Беатрис и проклятье дрожунов
Шрифт:
Всегда, когда она встречала кого-нибудь, по её мнению, некрасивого или грязного, она брызгала на него золотой краской. (И лучше было не жаловаться, а не то она отрубит тебе голову.)
Её мужа звали Иван Злобный. Его люди в лицо называли Злобным, но Иван не возражал. Когда ты командуешь армией, лучше быть немного злобным и страшным, иначе очень сложно заставить солдат делать то, что ты хочешь. У Ивана было пять тысяч солдат
Беатрис не считала свою тётю особенно ужасной или своего дядю особенно злобным, но она считала, что они оба довольно странные. Тетя Эсмерельда смеялась над абсолютно несмешными вещами, как, например: «А не поесть ли нам копчёной селедки на завтрак? Да, определённо селёдки, а-ха-ха-ха!» или «Поторапливайся и одевайся, иначе умрёшь от холода, а-ха-ха-ха!». Беатрис не считала, что есть что-то смешное в копчёной селёдке на завтрак или в том, чтобы умереть от холода, но её тётя заливалась певучим смехом, который звучал так, как будто кто-то стучит ложечкой по аквариуму с золотой рыбкой.
Дядя Иван вообще почти не смеялся, даже когда Беатрис рассказывала ему свои самые смешные шутки. Ему не нравились дети и не нравились шутки. А особенно ему не нравились дети, которые рассказывали шутки. Но всё равно время от времени Беатрис пробовала с ним шутить, на случай если он передумал.
– Какая еда у уток самая любимая? – спрашивала она. – Крякеры!
Её дядя недовольно хрипел, как будто у него самого в горле застряла парочка крекеров. И Беатрис пробовала ещё раз:
– Как научиться выходить из сложных ситуаций? Не искать туда вход! – хихикает Беатрис.
Её дядя вдыхает через сжатые зубы. Он весь напряжён. Его рука нависла над его кинжалом.
Беатрис продолжает, ей немного страшно, но ужасно любопытно, что будет дальше.
– Как называется бабочка без крыльев?
На этот раз Беатрис даже не успела закончить шутку. Её дядя вытащил кинжал из ножен и одним плавным движением метнул его в стену, где он пришпилил муху к деревянным панелям.
– Гусеничка, – прошептала Беатрис.
– Я называю её… дохлой, – сказал Иван. Он произнёс слово «дохлой» так, как будто оно начиналось с трёх «д». Потом вытащил кинжал из стены и вытер его о свою ногу.
Иногда за завтраком, пока они сидели и ели копчёную селёдку, Беатрис спрашивала Ивана о своих родителях. Бедная Беатрис даже не знала, живы ли они. Но Иван просто пожимал плечами, ворчал и отвечал: «Лучше не спрашивай». Если бы кто-нибудь ещё ответил ей таким образом, Беатрис бы продолжила спрашивать до тех пор, пока не добилась бы ответа, но когда дядя произносил эти слова таким тихим голосом, не поднимая на неё взгляда, а кинжалом продолжая вытаскивать косточки из селёдки, Беатрис знала, что действительно не стоит спрашивать. В конце концов она прекратила задавать этот вопрос.
Ещё один вопрос, который она прекратила задавать, был: «Можно я пойду на улицу и поиграю?».
Каждый раз, когда она спрашивала, её тётя придумывала новую причину, почему нельзя. И хотя Беатрис решила, что больше не будет спрашивать, однажды она всё-таки не удержалась и спросила ещё разочек.
3. Мир
Было время завтрака, и дядя Иван уже утопал, наевшись селёдки, а Беатрис и тётя Эсмерельда остались одни.
– Можно я пойду на улицу и по играю? – спросила Беатрис.
Как обычно, тётя Эсмерельда нашла причину ей отказать.
– Почему ты вообще хочешь выйти на улицу? Всё, что тебе нужно, есть прямо здесь. За стенами дворца абсолютно не на что смотреть. Всего лишь озеро и Тёмный-Тёмный Лес, за ним очень крутой обрыв, а за ним ничего.
– Что это значит – ничего?
– Это значит… – Тут тётя сделала паузу. – Знаешь это чувство, когда начинаешь засыпать, как будто ты падаешь и падаешь, а потом неожиданно просыпаешься, вздрогнув?
– Ну, наверное, – ответила Беатрис.
– Вот это и значит, только ты не просыпаешься. Ты идёшь вокруг озера, через Тёмный-Тёмный Лес и падаешь с обрыва. И просто падаешь и падаешь. Это не то, что я бы порекомендовала. А если даже тебе и удастся не упасть с обрыва в бездонную пропасть, то тебя в момент съедят Дрожуны.
И Эсмерельда продолжила жевать свою селёдку.
Беатрис нахмурилась. Она не верила своей тётке. Такая причина звучала как одна из отговорок, которые придумывают мама и папа, чтобы заставить тебя прекратить делать что-то, что им не нравится. Например, когда они говорят тебе не есть мороженое перед ужином, потому что перебьёшь аппетит. Как будто можно потерять аппетит от мороженого! Оно просто тает в желудке, и тебе хочется ещё и ещё. Ха, Дрожуны! Все во дворце до ужаса боялись Дрожунов. И никто ни разу их не видел.
Дрожун – это такая смесь гоблина и слизняка, с очень большим животом и острыми зубами. Говорят, что они живут в лесу и любят лопать детей, запивая чашечкой чаю. А зовут их Дрожунами, потому что при беге их животы переваливаются из стороны в сторону, как огромные тарелки с желе.
Звучит забавно, но на самом деле они очень опасные. Детям интересно наблюдать, как они смешно бегают, с их раскачивающимися, дрожащими животами. И так вот засмотришься, а Дрожун уже рядом, дышит на тебя своим зловонным дыханием и собирается съесть тебя целиком Беатрис отодвинула тарелку с завтраком. Она не верила в Дрожунов. Она не верила в бездонные пропасти. Она верила, что её тётя что-то от неё скрывает.
– Это нечестно, – сказала Беатрис.
Эсмерельда криво улыбнулась:
– А честно, что мне приходится присматривать за тобой и оберегать тебя? Поверь, я бы с удовольствием позволила тебе по играть снаружи, чтобы посмотреть, как ты упадёшь с края земли или тебя съедят Дрожуны. Но это было бы нечестно, неправда ли? Так что ты предпочитаешь: нечестно быть съеденной или нечестно посидеть в замке?
Беатрис пожала плечами. Ей показалось, что это нечестный вопрос.