Храм фараона
Шрифт:
Они говорили о том и о другом, но оба знали, что только высказывают предположения. Однако они хотели строить планы на будущее. Это прежде всего нужно было Мерит, чтобы жить дальше. Лаская Пиайя, Мерит снова и снова твердила:
— Это не разлука, любимый, это только пауза. После праздника Зед царь смягчится, я знаю его. Этот юбилей — милость богов, и мой отец знает, что он принадлежит к немногим, кому было позволено его отпраздновать. Он как будто начинает жить заново, и так же будет для нас. Может быть, Баст проявит понимание и попросит
— Нет! — сказал Пиай твердо. — Я не хотел бы быть обязанным своим счастьем смерти другого, как бы это ни было удобно, тем более что бедный Сети ни в чем не виноват. Он только послушался приказа фараона. Он все-таки твой единокровный брат.
— Для меня он чужак, которого мне навязали. Боги не благословили этот брак, это ясно.
И Мерит рассказала своему возлюбленному то, о чем хотела промолчать, — о неудавшейся попытке Сети переспать с ней.
— Он боится тебя, Мерит. Он боится, что маленькая львица может разорвать его, и это парализует его мужскую силу.
— Я была совсем миролюбиво настроена и не показала ему ни когтей, ни зубов. Ты же меня не боишься?
Пиай крепко обнял ее и прошептал ей в ухо:
— Потому что ты моя жена добровольно и с благословения богов.
И они любили друг друга на скрипучем, жестком деревянном сундуке, и стройные бедра Мерит цвета меда обвивали тело Пиайя. Когда он нежно хотел отстраниться, она усилила нажим, и ее раскосые, темные глаза не отпускали его, как будто она желала привязать его к себе вдвое крепче.
— Я не отпущу тебя, Пиай, ты слышишь? Я не отпущу тебя, пока жива, и если умру — не отпущу. Если я прежде тебя уйду в Закатную страну, мое ка парализует колдовством твой фаллос, чтобы ты больше не мог быть ни с одной женщиной, пока не последуешь за мной в царство Озириса.
— Прекрасная перспектива, — пошутил Пиай. — Но я в два раза старше тебя, поэтому я все-таки опережу тебя.
— А ты будешь ждать меня там?
— Ты всегда будешь там передо мной. На рельефе в моей гробнице изображен цветущий сад, и мы сидим там в час вечерней прохлады у пруда с лотосами. Мы сидим напротив друг друга и смотрим друг на друга. Так должно быть, я хотел бы, чтобы так было всю вечность.
Глаза Мерит засветились, и давление ее бедер ослабело:
— Тогда я могу отпустить тебя к Озирису прежде меня. Тем не менее я позабочусь, чтобы мы и в этой жизни не расставались слишком надолго. Доверься мне.
Между Мемфисом и Оном, священным городом бога Солнца, располагался Пер-Хапи, древний город, в котором почитали бога Нила. Там имелись скромный храм, маленькая гавань и несколько пустующих зданий. Здесь ежегодно проходило празднование пробуждения Нила. В большинстве случаев культовые действа за фараона совершал верховный жрец Мемфиса, но на этот раз прибыл сам фараон, и множество людей усеяли берег.
Рамзес и Нефертари в полном церемониальном облачении возглавляли процессию, восседая на переносном двойном троне. Они сидели неподвижно, гордые и торжественные, как и полагалось
Жрецы, музыканты и певцы окружили фараона, который отложил свой скипетр и в молитве простер руки к реке.
Громким голосом Рамзес произносил гимн Нилу:
— Если ты поднимаешься, человечество живет. Если ты обуян жадностью, то страдает вся страна. Когда ты выходишь из берегов, страна ликует. Ты — создатель всего, что зреет. Ты приносишь питание и наполняешь шлюзы. Ты даешь добро всем сверх меры. Ты под землей, но небо и земля слушаются тебя. Ты неподвластен никому. Никто не противится тебе, тебе не поставлено никаких границ. Могучий Хапи — вечный бог!
Как только отзвучали музыка и пение, вперед выступили четыре жреца и опустили свои горящие факелы в чан с молоком — те с шипением и дымом погасли, ибо питание и разлив, символизируемые молоком, побеждают засуху и недород, символизируемые огнем факелов.
Царь вернулся к трону, взял оба скипетра и снова сел рядом с Нефертари.
Теперь подошли представители Севера и Юга с дарами. Они вели крупный рогатый скот, овец, коз на коротких поводках, несли огромные корзины с пирогами и хлебами, кувшины с молоком, пивом и вином, а также цветы и фрукты. Другие дарили Нилу украшения, благовония и амулеты бога Хапи.
В конце этой длинной процессии с жертвоприношениями шли два жреца, которые держали длинный свернутый папирус. На нем большими красивыми знаками имевшие место жертвы магически увеличивались. Два осла превращались в тысячу тысяч, десять гекатов молока или вина — в миллион. Позолоченное украшение из бронзы становилось украшением из чистого золота, а корзины с зеленью и фруктами превращались в целый ряд повозок. Никто, конечно, не хотел обмануть милосердного Хапи. Предназначенные ему жертвы преувеличивались, чтобы показать богу, как высоко его ценят и уважают. Под звуки музыки и молитвы эти дары отдали Нилу, спокойная гладь которого вскоре покрылась яблоками, батонами хлеба и цветами, в то время как кровь жертвенного скота потоком устремлялась в реку.
По знаку верховного жреца царь встал, подошел к реке и сильным взмахом швырнул в нее оба своих скипетра. Это действо сопровождал шумный хвалебный гимн, потому что вода медленно, но явно начала подниматься. Хапи принял жертвенные дары, услышал фараона и спас страну.
Ничего больше не осталось от дворца Мерит-Анта. Слуги царя выполнили всю работу. Придворных принцессы из Хатти с богатыми дарами отослали домой. Все пожалованные ей дарственные грамоты были изъяты из архивов и уничтожены. Ее имя в хрониках было стерто. Так хотел фараон, так оно и произошло.