Храм любви при дворе короля

Холт Виктория

Некоторые сказали бы: «Приговоры еретикам выносит не канцлер. Это дело духовенства». Но кто стал бы особо в это вникать? Тюдоры и их друзья скрыли множество исторических фактов, они при желании без труда замалчивали их или придавали им желательную окраску.

Королю вспомнилось дело еретика, высеченного по распоряжению

Томаса Мора. Тогда это преступление позабавило Генриха, тот человек в церкви подкрадывался к стоящим на коленях женщинам, задирал у них подолы и набрасывал на голову. Порка – справедливое наказание за такой поступок, но этот охальник был еще и еретиком. Легкая обработка слухов о подобных делах – и вот вам Томас Мор, истязатель еретиков.

Король не сомневался, что его добрые друзья без труда обеспечили бы необходимые свидетельства.

«Нам, – думал Генрих, – не нужны в королевстве мученики. Это неудобные люди, мне они не по душе».

Король должен быть всегда прав, и Генрих нервничал, поняв, что и ему нелегко забыть этого человека. Норфолк сказал правду: Мор был привлекательным.

«Он мне нравился, – думал Генрих. – Я с удовольствием возвышал его».

Ему вспомнились их приятные разговоры, когда писалась та книга, вечера на балконе, где рядом с ним стояла прежняя королева, а Томас Мор показывал им в небе звезды; вспомнилась приятная семья в Челси, прогулка по благоухающему саду, когда он обнимал за шею своего канцлера.

– Я любил этого человека, – пробормотал Генрих. – Я… и многие другие. Я не желал его смерти. Бог свидетель, я любил его.

Вошла королева.

Генрих был недоволен ею. Она не дала ему всего, чего он хотел. Она заполнила его сердце ревностью, а разум – опасениями.

Среди ее фрейлин он заметил одну спокойную, белолицую. Зовут ее Джейн Сеймур. Эта молодая женщина, несмотря на свою скромность, дала понять, что ей приятно внимание короля.

При взгляде на

королеву король внезапно вышел из себя, к тому ж его переполнял страх, так как убийство этого замечательного, добродетельного человека тяжким бременем лежало на его совести.

– Это твоя вина! – крикнул он королеве. – Твоя. Ты потребовала у меня смерти хорошего человека, и, да простит тебя Бог, я исполнил твое желание.

Глава восьмая

Речную тишину нарушал только плеск весел.

Звезды в июльском небе сверкали словно драгоценные камни на королевском камзоле, и над рекой четко виднелись очертания изгородей.

Показался мост с его страшными реликвиями. Лодка остановилась, а когда Маргарет вышла, Уилл пошел за ней. Обнял ее.

– Мег… Мег… ты по-прежнему настаиваешь? Она кивнула.

– Дорогая моя, это опасно. Не знаю, какое последует наказание, если…

– Я тоже не знаю, – ответила она, – и меня это не волнует.

Они отошли от кромки воды и поднялись на мост.

– Мег… вернись в лодку. Я сам.

– Нет. Это моя обязанность и только моя. Маргарет стояла, крепко сжимая руками шест, и теплый ночной воздух ласкал ей лицо.

– Мег, ты мучаешь себя.

– Нет, – ответила она. – Теперь за дело, Уилл. За дело.

Они вдвоем пригнули шест и сняли надетый на него предмет.

Маргарет бережно завернула его в шаль. Уилл обнял ее и повел обратно к лодке.

Ропер с нежностью глядел на жену и клялся лелеять ее до конца дней. И он, и их дети окружат ее такой любовью, что сам Томас, глядя с Небес, улыбнется и благословит их.

Маргарет глядела прямо перед собой, держа обеими руками шаль со страшной и драгоценной ношей.

Лондонский мост остался позади, они быстро плыли вверх по реке к Челси.