Храни нас пуще всех печалей
Шрифт:
Вся жизнь стала подчиняться жесткому расписанию: дом-работа-больница-дом. Отклоняться от графика было невозможно - Бриан лежал в больнице без всяких документов, а у меня им наверняка бы заинтересовалась милиция и еще неизвестно, как бы вообще повернулось дело дальше. Зарплата в цеху была стабильная и это пока позволяло мне сводить концы с концами.
Наступил Новый Год. Раньше я очень любила этот праздник, каждый раз загадывая желание с боем курантов и надеясь на его исполнение. На работе накрыли стол и все стали вытаскивать принесенные салаты.
Сглотнув голодную слюну,
– Верка, ты чего тут пристроилась, как неродная?
– Тамара Петровна, начальница линии, уже навалила себе салата с горкой и плотоядно рассматривала, чем бы еще поживиться.
– Давай, бери тарелку, да наливай стакан!
– Н-нет, спасибо, я тут посижу немного с вами, да пойду...мне в больницу надо, так что я пораньше отпразднуюсь.
– Ты чего это от коллектива отрываешься?
– присоединилась к Тамаре Лидуха, толстая хохлушка, жившая в Питере уже три года с семьей.
– Работаешь на износ, вон, отощала как доска, денег прилично получаешь, хата своя, а принести на стол пожрать не можешь? Куда деньги-то деваешь?
– Я же сказала, мне надо в больницу, туда все деньги и уходят. Врачи там, сестры, всем денег надо, - пояснила я, чувствуя закипающее внутри раздражение. Да какого черта они лезут в мою жизнь? Я же не ем и не пью за их счет, почему им все надо знать обо мне?
– Верка туда к мужику бегаеть, в психушке он лежить, - радостно вывалила рябая Танька.
– Мой отчим там лежал, вот я ее и видела...да чего ты дуешься, подумаешь, психушка, там тоже люди лежать! Мужик ейный без мозгов, вот она его потом себе и забереть...а что, ничего не помнить, будеть за ней ходить, как собачка!
– Дура ты, Танька, - оборвала ее Тамара Петровна.
– Ты же ничего не знаешь, а лезешь... Верка, это правда, что твой мужик там лежит?
– Правда. Только я не хочу об этом рассказывать никому.
– Ну и не рассказывай, коли охоты нету, - согласилась Тамара, жуя колбасу.
– К нему пойдешь на весь Новый Год?
– Да, там сегодня рано выгонять не будут. Все, девочки, с наступающим вас всех!
– как можно радостнее поздравилась я.
– Пойду я, пожалуй...
– Стой, - приказала Тамара.
– С чем пойдешь туда?
– Коньяк, шампанское итальянское, медсестрам. Вина...
– Да не врачам, сама-то что жрать будешь? Ничего? Сдохнешь же...Эй, девочки, дайте-ка сюда вон тот контейнер с салатом, и колбаски киньте с огурчиком...вот так...на, Верка, хоть поешь там, пока ночь коротать будешь! Все, вали к своему, уж заждался, поди!
Неожиданная поддержка подняла настроение, которое в последнее время катастрофически падало ниже плинтуса. Признаков улучшения у Бриана не наблюдалось и порой я впадала в беспросветное отчаяние, выходить из которого становилось все труднее и труднее, помогала лишь жизненная круговерть. Дом-работа-больница, дом-работа-больница...
Новый Год в больнице отличался для меня лишь одним - возможностью находиться рядом с Брианом
Раздав всему персоналу причитающиеся подарки, я намывала пол в коридоре, прислушиваясь к размеренным воплям из палаты напротив. Там лежал молодой мужик, к которому иногда приходила мать. Посидит, перекрестит его и уходит домой. Были тут и агрессивные, но с ними управлялись дюжие санитары, были и спокойные...временами, а потом впадающие в слезы и умоляющие забрать их отсюда. На время они исчезали, но потом их привозили опять и все начиналось сначала - посещения родственников, уколы, вопли и слезы. Смотреть на это было тяжело и противно, но другого выхода просто не было.
– Спасибо, Вера, - дежурная сестра, тоже Вера, тянула дочь и внука, болезненного бледного мальчишку лет пяти.
– Принесу домой твое шампуньское, выпью, да молодость вспомню у телика. Говорят, сегодня песни старые будут петь Королева да Киркоров. Не слушаешь их?
– Некогда мне, Верунь, песни слушать. А уж здесь и подавно.
Грязь в углу никак не хотела отмываться и я ожесточенно терла ее жесткой шваброй, прикидывая, сразу бежать менять воду или можно еще помыть и этой. Только потому я и не расслышала сперва то, что сказала Веруня.
– Так ему сказали - сядь, он и сел, а все равно как ничего не видит. Я как про это прослышала, дай, думаю, Веру обрадую, может она и не знает ничего?
– Кто сел, Веруня?
– Да Иван твой, говорю же тебе! Встать не смог, покачнулся и упал опять, но ведь стал шевелиться... да ты что, Вер, плохо тебе, что ли?
– Нет, Верунь, мне хорошо...- я села прямо на пол у стены и заплакала.
– Мне хорошо...
Просидев до утра около постели Бриана, я уяснила себе, что он ведет себя, как кукла - делает то, что ему велят. Прикажешь открыть глаза - откроет, прикажешь сесть - сядет. Правда, при этом взгляд остается потусторонним и отсутствующим, но по сравнению с тем, что он пролежал четыре месяца, это прогресс. Можно заставить его двигаться, а когда кровь бежит по венам, то и тело начинает оживать. Глядишь, голова включится когда-нибудь... Подленькую мысль о том, что она может вообще не включиться, я гнала прочь.
Теперь, когда я приходила, то заставляла его вставать, поворачиваться, ходить, пардон, в туалет, и даже есть. Делал он это с автоматизмом робота, но все же делал, а я постоянно говорила и говорила, надеясь поймать в любимых глазах хоть какой-то отблеск понимания.
Прошло полгода с тех пор, как Бриан лежал в больнице. Началась весна и днем можно было поймать первые теплые лучи солнца, под которым таяли сосульки на крышах и звенела весенняя капель. В очередное посещение меня вызвал к себе главврач и я пошла к нему в кабинет, перебирая свои прегрешения - а ну, как прикажет выгнать меня, что тогда делать?