Храни тебя бог, Ланселот!

Гейереш Эндре

— Именно ты?

— Именно я.

— Возможно, ты прав, — сказал он задумчиво, и глаза его светились из-под огромного лба, — И ты ведь хочешь написать правдивую хронику, верно?

— Да.

— Тогда послушай. Я расскажу тебе то, чего ты ведать не можешь.

И он рассказал мне все по порядку. О том, что уже шевельнулся, когда Дракон сзади ударил

Ланселота и поскорей уволок прочь. Дабы не узнал Ланселот, что он — Избранный Рыцарь. Рассказал и о том, что так и сгинуть бы Ланселоту в темнице Дракона, не прикажи он без промедленья освободить рыцаря. (Тут-то схватился я за голову: как же я о том не подумал! Ведь это же ясно!) А после осады он отвел долгогривого черного жеребца к горному водопаду, и Ланселот и конь его долго пили там ледяную воду. Потому и остались живы.

— Все это я рассказал не себе в прославленье, а затем, что так хроника твоя станет полной. А теперь я уйду.

— Да хранит тебя бог. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Я же надеюсь, — ответил Мерлин, — что никогда больше тебя не увижу.

Он исчез, а я остался над своим пергаментом, и отсветы лампады плясали на стене, и я не знал, достоин ли того, что услышал.

Я ехал верхом меж полей ржи, левой рукой придерживая маленького моего сына, а правой похлопывал по холке коня, чтобы не заиграл он озорно и весело: обычно мне это в радость, но малютка мог испугаться. Мерлин ожидал меня посреди дороги, лицо его было спокойно, а я — буду искренним до конца — на сей раз не радовался встрече. Увидев его, я тотчас сошел с коня, легонько шлепнул его, чтобы отошел в сторону, и поклонился Мерлину, но не низко — чтобы не напугать малыша.

— Будь благословен, король Мерлин!

— Уже не склоняешься предо мной до земли?

— Кажется мне, я больше никогда, ни перед кем не склонюсь до земли, ведь чего оно стоит, подобное почитанье?

— Хорошо, — кивнул Мерлин. — Этого я и ожидал от тебя.

Вокруг нас раскинулись веселые весенние поля, на руках у меня было дитя мое, рядом — конь,

но не было на поясе моем меча.

— Слушай же, — сказал Мерлин, — Сейчас меня охраняют. В замке моем люди Дарка. Но, хоть я и волшебник, даже мне неведомо, изменятся ли они оттого, что я у них под охраной. Мне нужен Ланселот.

— Ланселот умер.

— Ошибаешься, — решительно покачал головою Мерлин. — Ланселот умереть не вправе.

— Король Мерлин, он правда умер, я знаю.

Вокруг нас шелестели всходы, в ветвях деревьев гудел ветер.

— Вот увидишь, — Мерлин смотрел на меня печально и, кажется, ободряюще, — если будет нужда, Ланселот, про которого ты говоришь, будто умер он, выйдет на бой, хотя бы и против Дарка! А пока, вижу я, нет сейчас во владеньях моих бесчестия, и потому хочу отдохнуть. Вот только — кто охранять меня станет?

— Дарк.

— То ли да, то ли нет. Присматривать надо за ними. Чтоб какой-либо не обратился в Дракона.

— Король Мерлин! Ты знаешь присловье: этот свое отвоевал. Видишь, вот на руках у меня ребенок, Ланселота нет и в помине, я человек спокойный, счастливый. Меч, который видел ты на стене, лишь украшение. Я боюсь его, Мерлин!

— Не правда ль, ты очень любишь малютку этого, что у тебя на руках? И жену свою, так ведь?.. Ну, а со мной, — вдруг крикнул он на меня с такой яростью, что сынишка заплакал и спрятал головку у меня на груди, — что будет со мной?!

Мой дом стоит на берегу озера. Я собрал вокруг себя всех тех, кого люблю и кто, мне думается, любит меня. Я обучил их быть свободными, заставил забыть страх.

Но мне как забыть? Как? И какое чудо прикроет благостной пеленой мычащего на четвереньках Дарка, убитую Вивиану, того, кем я был и кем стал; как забыть тот хлещущий ливень и песню непоколебимо стоящего войска — тот громовой, сотрясающий небо напев? Как могу я забыть сверкавший в руке моей меч — я, кто не столь уж давно звался Ланселотом!