Хранитель чаек
Шрифт:
— Представляешь, милая, — мягкий голос заскользил, будто змея в траве, — а я как раз от Айяны. Постаралась успокоить девочку, а то больно напугана.
— Я не всегда бываю одна, — буркнула Джия, чувствуя, как холодеют лодыжки от страха. — Сегодня я увижу, как работает водная цепь.
— Ты не теряешь времени даром, — хмыкнула принцесса. — Но цепь это всего лишь цепь. Нужно открыть ворота, ты понимаешь?
— У меня ещё есть время. Прошло только четыре дня.
— Пять. Почти пять, милая. Поторопись.
Свет померк, и Джия бессильно уткнулась лицом в постель. Ей дали
Гедда шла по коридору, освещённому факелами. Ей хотелось любви. Любви преступной, отчаянной. Обычно для этих целей она брала узников. Принцесса не любила, когда оставался в живых тот, кто мог заявить, что делил ложе с самой дочерью короля. Да и похоть распаляла в ней другую, более тёмную страсть. Ей хотелось иных стонов и рыданий.
Итак, Джия приступила к исполнению намеченного. Умница, девочка. Ларан известный женолюб, непременно клюнет на её милое личико. Даже если ничего не получится, и девчонка погибнет, всё равно раньше она узнает тайну как открыть Морской щит. Или хотя бы приблизится к ней. Кровная всадница упряма и отважна. Непременно что-нибудь да узнает. Следующей посланнице будет легче.
Гедда вышла в открытую галерею и остановилась, залюбовавшись, как полуобнажённые всадники фланкируют саблями. До чего ж красавцы! Пот блестит на коже, бугрящейся мускулами. Волосы всех возможных красных оттенков переплетены косами. Высокие, широкоплечие… Эх, жаль, нельзя выбрать любовника из них. Альшарс не любит, когда исчезает кто-либо из его всадников. Не простит даже одного.
Принцесса шумно выдохнула. Ноздри её раздувались.
— Отдай нам девчонку, Гедда.
Королевская дочь даже не вздрогнула от тихого, свистящего шёпота позади. Не обернулась. Только рука легла на эфес сабли.
— Добрый день, брат мой.
Вот же, сын Смерти. Только вспомнишь, и он сразу тут.
— Всадники хотят развлечься.
— Пусть возьмут кого-нибудь ещё.
Он приблизился, встал позади неё. Бесшумный, как тень.
— Они хотят её.
— Пусть возьмут кого-то ещё.
Брат рывком развернул Гедду к себе лицом и тотчас в его грудь, точно между ребер, закрывающих сердце, уткнулось остриё.
— Зачем тебе нужна эта девочка?
У Альшарса глаза были совсем светлые и от этого казались белыми. Щёку наискосок рассекал застарелый рваный шрам, начинающийся от уголка левого глаза. Люди не любили смотреть в лицо наследника кровавого трона.
— Нужна.
— Гедда. Когда отец умрёт, я стану королём. Ты не должна действовать за моей спиной.
Принцесса тоже избегала заглядывать в страшные глаза старшего брата. Она сосредоточила свой взор на его узких губах.
— Когда, — прошипела, усиливая нажим клинка.
— Ты такая же упрямая, каким был Калфус, — прошептал Альшарс, наклонившись к её лицу. — Не боишься разделить его участь?
Он был высок, очень высок. На голову выше самых высоких всадников. Гедда, гордившаяся своим ростом, едва достигала ему плеча.
— Огненный змей погиб в поединке. Это была славная смерть, — возразила она.
— Его раздавил Медведь, — напомнил принц. — Раздавил как змеёныша, а не змея.
Гедда
— Его забрал бог смерти. И теперь Калфус пирует в его костяных чертогах вместе с другими славными воинами. А ты прячешься за стенами замка, и твои всадники редко чувствуют вкус настоящей крови. Вы забыли, каково это — вгрызаться в живую медвежатину!
Альшарс внезапно вывернул сестре руку, а затем ударил её по губам.
— Заткнись, женщина. Помни, это я убил Старого Медведя. А твой брат смог лишь поймать нож Молодого. Погибнуть — легко, победить — тяжело.
Она, наконец, взглянула в его глаза, усмехаясь, и как будто не заметила, как хрустнула в запястье кость.
— Когда я стану королём, Гедда, то выдам тебя замуж, — медленно, растягивая свистящие звуки, продолжил он. — Всадники кинут жребий, кому войти к тебе. Кому ты отдашь свою плеть.
— Я скажу отцу, что сын ждёт его смерти, — оскалилась принцесса.
— Он знает.
Она отвела глаза. Альшарс был первенцем короля. Скоро должны были отмечать его тридцатую весну после первой кровавой жертвы.
— Отдай нам девчонку, Гедда, — снова повторил принц.
Принцесса опустила ресницы, подняла левую руку и бережно поправила одну из ярко-алых кос наследника, лежавших на ярко-алом камзоле.
— Это моя игрушка, Альшарс, — прошептала, присвистывая, — а я не отдаю другим игрушки, которые мне ещё не надоели.
Уродливая улыбка исказила лицо принца. Из-за шрама, опускающего край левого глаза и поднимающего край левой губы, мало кто мог читать эмоции наследника. Его считали непредсказуемым
— Что ж. Играй, Гедда. Играй, пока играется.
Наследник отпустил её и, разом потеряв интерес к сестре, отправился по галерее прочь. Принцесса проводила его настороженным взглядом.
Как он смел так говорить о Калфусе? Смелом, отчаянном, дерзком? Гедда была уверена: Калфус смог бы убить отца раньше собственного тридцатилетия. Альшарса все боятся, но король всё ещё не он.
Когда Джия откроет Морские врата и пустит всадников, Гедда нанесёт брату неожиданный удар. Она долго накапливала кровавую магию, принося богу жертвы, но практически не расходуя его дары. Разве что чуть-чуть. Да ещё какая-то часть силы уходила на подпитку отца: старик не должен умереть раньше срока. Иначе корону наденет Альшарс, а это никак не входило в планы его сестры.
— «Всадники кинут жребий, кому войти к тебе. Кому ты отдашь свою плеть», — передразнила она. — Нет, Альшарс, свою плеть я не отдам никому. Она мне пригодится самой.
Хорошо, что Калфус погиб. Она любила брата, но понимала: будь он жив, Гедда никогда бы не смогла свершить то, что намеревалась. Немыслимое, неслыханное. Никогда ещё женщина не правила всадниками. Удел женщины был рожать и услаждать супруга. Те, кто не желал, становились охотницами. Правило было простым: не выходить замуж, не рожать детей. Некоторые рожали, Гедда знала об этом. Она была милостива к своей свите и всегда давала выбор: отдать дитя своей принцессе, чтобы та сбыла его с рук, и никогда больше ничего не слышать о нём, или принести его в жертву. За убийство своего ребёнка, кровавый бог одарял щедро.