Хранитель чаек
Шрифт:
— Ты солгал.
— Ну, если тебе так хочется в это верить… А ты что, правда не знаешь ритуалов жертвоприношения своему богу? — поинтересовался парень, с любопытством заглянув в её лицо. — Тебя в детстве не кормили сердцем, вырванным…
— Нет! — закричала она, накинув капюшон и зажав уши руками, даже зажмурившись для надёжности. — Заткнись, или я тебя заставлю замолчать! Сталью!
Так
Как же дальше жить?
— Молчать сталью это интересно, — услышала она мягкий, бархатистый, и при этом хриплый смех.
Джия разжала уши, открыла глаза и пристально взглянула на насмешника. Почему-то в его глазах светилось сочувствие.
— Не бойся, — тихо прошептала она, вставая. — Я сама тебя убью. Это не будет больно.
Грудь обожгло. Джия застонала и коснулась раскалённого кулона. Гедда устала ждать.
Девушка села, уколола палец застёжкой, капнула на камень.
— Ну, как прошла поездка?
Ей показалось, или принцесса взволнована?
— Я узнала, как открывается бон. И про ключ, который открывает и закрывает цепь, запуская механизм, — Джия с трудом удержалась от зевка. — Осталось узнать про Радужные ворота. И достать ключ.
— Не тяни. Я дала тебе тридцать дней, но Альшарс ждать не хочет, — в голосе кровавой принцессы послышались игривые нотки. — Братик спрашивал про Айяну.
— Ты обещала! — рыкнула Джия, разом проснувшись.
— Я — да, он — нет. Я пока смогла настоять на своём, но поторопись, милая. Возможно, у нас нет этих тридцати дней…
Рубин похолодел. Княжна оцепенела, чувствуя, как тело сотрясает крупная дрожь.
Айяна. Девочка со светлыми льняными косичками и глазами цвета вечернего неба. Девочка, которая до восьми лет ложилась только с куклой, а лошадям пела веселые песни, чтобы те не скучали…
Венок из васильков и ромашек…
— Тебе нравится? Я собрала их для тебя…
Джия смеялась над ней, дразнила. Сердилась, что сестрёнка никак не хочет взрослеть. «Жизнь — это борьба, — твердила ей. — Жизнь — это боль. Если не ты раздерешь глотку врагу, то он раздерёт — тебе! Ты понимаешь?!» И Айяна кивала, улыбаясь лучистыми глазами.
Проклятье!
Дети дразнили безответную девочку, иногда били, пока Джия не вычислила главаря и не сломала ему руку и нос. Чуть что Айяна плакала, бежала за помощью к сестре. Убегала в степи. Одна. Без коня. С куклой. Кровные сторонились девочки, считая странной. Джия злилась, стыдилась, что Айяна не умеет постоять за себя.
Но сейчас…
Она последняя. Больше нет никого из семьи. И Джия зажмурилась и заткнула уши, чтобы не видеть, не слышать, как четверо всадников
Джия задыхалась от слёз. Скрючилась, прижимая коленки к лицу.
Почему сестру сразу не убили? Почему именно она, одна из всех, не погибла в окне, или от шальной стрелы? Почему?!
Её щеки коснулись чьи-то пальцы.
— Эй, — шепнул кто-то рядом, а затем сгрёб и прижал к себе.
Она обхватила его руками, уткнулась лицом в тёплую рубашку. Он пах вином. И солью. И имбирём. И ещё чем-то вкусным.
— Давай их всех убьём? — шепнул он ей, баюкая.
Она всхлипнула от смеха. Её трясло, но в его руках было не так холодно.
— Возьми. Тебе нёс.
Он сунул ей в руку бутыль. Тоже тёплую. Джия запрокинула голову и стала пить, захлёбываясь и булькая. Потом отстранилась, глянула на него с подозрением.
— Ты как прошёл? Я же забаррикадировала двери? Там два стула и графин…
— О, графин, — хмыкнул он. — Хорошая мысль. Нечто в этом роде я и предполагал. Поэтому залез в окно. Тебя не учили закрывать на ночь окна?
Она снова всхлипнула.
— Иди в бездну.
Он заботливо завернул её в одеяло. Мягко приподнял лицо за подбородок. Тихо выругался.
— Хочешь, я его убью?
— Нет.
Зачем? Глупый мальчишка, слишком гордый, чтобы признаться себе самому в животной похоти. Разве в нём её беда? Захочет — сама убьёт. Так же залезет в спальню через окно. Он даже не проснётся, только вздрогнет во сне.
Она снова начала пить вино. Закашлялась. Он отобрал бутылку, глянул на дно через горлышко. Упал на её кровать, притянул к себе под мышку.
— Сегодня буду спать с тобой.
Она нервически рассмеялась.
— Тоже решил меня…
Он приложил палец к её губам.
— Тс-с, — шепнул, и во тьме его голубые глаза слабо замерцали. — Просто спать. Я мягкий и тёплый. Тебе понравится.
Джия положила голову ему на плечо, а он стал перебирать её волосы.
— Всем бы ты была хороша, да не люблю рыжих.
— Ты мне тоже не нравишься.
— Врёшь. Я всем нравлюсь. Я — само очарование.
Он действительно оказался мягким и тёплым. И Джия быстро уснула.
В ту ночь сны к ней не пришли.
У Рандвальда трещала голова. Ему казалось, что она крошится на части. Да ещё и этот мерзкий красный свет резал глаза, как нож сливочное масло…
Нож…
Проклятый Ларан!
Рандвальд вчера действительно выпил лишнего. Но, во-первых, ему нужно было пережить потрясение, испытанное на острове. От того, что всегда милая сестра внезапно взбунтовалась и между ним, благородным братом, опорой семьи, и подлым пиратом, даже в поединке применяющим грязные приёмы, она выбрала пирата. Как влюблённая девка!