Хранитель Чаши Грааля
Шрифт:
– Старыгин? Дмитрий Алексеевич?
– Да, это я, – признался он. – А вы, наверное, Вероника Васильевна?
– Значит, это правда? – воскликнула женщина, молитвенно сложив руки.
– Что – правда? – удивился Старыгин.
– Если вы лично прилетели к нам – значит, в Эрмитаже серьезно отнеслись к нашей находке! Значит, вы верите, что это действительно Боттичелли!
– Ну, об этом, конечно, еще рано говорить… – неопределенно протянул Дмитрий Алексеевич. – Я должен провести все положенные исследования…
Конечно, он не мог рассказать этой женщине, хранительнице из провинциального музея, о действительной причине своего появления в их городе. Не мог он также объяснить ей, что командировку ему выписали из-за беременности другого сотрудника. Поэтому Вероника Васильевна осталась при своем убеждении.
Правда, последние слова Старыгина она восприняла по-своему и всплеснула руками:
– Ну да, вы хотите увидеть картину, а я держу вас здесь и отвлекаю своими глупыми разговорами! Поедемте скорее, я взяла машину.
Машина, о которой говорила Вероника Васильевна, оказалась стареньким раздолбанным «уазиком». Старыгин, конечно, не ожидал увидеть сверкающий «Мерседес», как у дружных «братков», но таких антикварных моделей, как этот «УАЗ», ему уже давненько не приходилось видеть, не говоря уже о том, чтобы ездить на них.
Правда, на дороге – если, конечно, это можно было назвать дорогой – шедевр автопрома семидесятых годов показал себя отлично: он подпрыгивал на ухабах, но уверенно приземлялся на все четыре колеса и мчался вперед с приличной скоростью.
Вероника Васильевна сама сидела за рулем и управлялась с «уазиком» с уверенностью опытного шофера.
– Как вы долетели? – вежливо осведомилась она, повернувшись к Старыгину. – Правда, у нас неплохой аэропорт?
– А? М-да… – неуверенно протянул Старыгин, оглядываясь по сторонам.
Появились первые городские строения. Впрочем, городом это можно было назвать только с большой натяжкой: по сторонам от дороги мелькали тут и там беленые глинобитные домишки. Возле этих домов не было ни кустов, ни деревьев – должно быть, местные жители, прирожденные кочевники, никак не могли приучиться к оседлой жизни.
Зато возле домов паслись овцы, а в одном месте Старыгин увидел даже верблюда, проводившего их машину печальным взглядом старого философа.
Через несколько минут среди глинобитных домиков показались унылые бетонные коробки – то одно– или двухэтажные, то пятиэтажные, но и те и другие одинаково приземистые и невзрачные.
– Все-таки сначала я отвезу вас в гостиницу, – проговорила вдруг Вероника Васильевна.
Видимо, она спохватилась и решила, что правила гостеприимства важнее профессиональных амбиций.
Впрочем, Старыгин не очень-то и возражал.
Гостиница оказалась таким же неказистым бетонным коробком, как и остальные здания. Правда, перед входом имелся небольшой цветник –
Старыгин зарегистрировался и поднялся на второй этаж.
Его номер был тоскливой комнатой с выкрашенными в блекло-розовый цвет стенами, деревянной кроватью и низеньким полированным столиком, на котором стоял и графин с кипяченой водой, и два граненых стакана. В довершение интерьера на стене висела фотография Медного Всадника в металлической рамке.
К счастью, в номере имелся душ.
Старыгин разложил свои немногочисленные пожитки, принял душ и переоделся. Затем он спустился в гостиничный холл, где его уже поджидала Вероника Васильевна.
Они снова сели в многострадальный «уазик» и поехали в другой конец города, где располагался знаменитый Кумусский музей.
Снаружи здание выглядело так же непривлекательно, как все остальные дома в городе, но, войдя внутрь, Старыгин был приятно удивлен.
В залах царил образцовый порядок, а на стенах висели чудесные работы Филонова, Фалька, Тышлера, Шевченко и других прекрасных художников советской школы двадцатых-тридцатых годов прошлого века.
Старыгин знал о том, что в этом музее замечательная коллекция русского авангарда, знал и то, как эта коллекция возникла: в далекий степной городок ссылали множество интеллигентных людей из Москвы и Ленинграда, и некоторые из них умудрились привезти с собой чудом сохраненные произведения искусства. Среди ссыльных были и сами художники, которые привезли свои работы или создали их здесь, в Кумусе. Вторая волна людей из обеих столиц появилась здесь во время войны – москвичи и ленинградцы попали сюда в период эвакуации.
И, наконец, начало музею положил энтузиаст и большой любитель современного искусства Валерий Собесский, начавший собирать у ссыльных и эвакуированных картины и гравюры, чтобы сохранить их для потомков.
Какие-то картины он покупал, насколько позволяли ему скромные средства рядового врача, какие-то ему дарили владельцы или авторы, чтобы ценные работы не пропали и сохранились в музейной экспозиции. Постепенно музей стал заметным явлением на культурной карте страны.
Однако Старыгину приходилось слышать, что среди произведений авангардного искусства имеются и работы старых мастеров, правда, не самого первого ряда.
Миновав залы музея, Вероника Васильевна провела гостя в подсобное помещение, где размещались запасники. Вдоль стен стояли стеллажи и шкафы с выдвижными полками, на которых размещались папки с рисунками и графическими листами. В середине комнаты находилось несколько рабочих столов, за ними трудились музейные сотрудники, занятые изучением экспонатов. Среди них был и коллега Старыгина, местный реставратор, приводивший в порядок большую акварель, пострадавшую от времени и недостаточно бережного хранения.