Хранитель драконов

Хобб Робин

Это было так неожиданно, что она не могла придумать ответ. Гест не отрывал от нее испытующего взгляда. У него были длинные ресницы и красивые брови.

— Итак?

Элис отвела взгляд.

— Я очень расстроилась, что поездка не состоялась. И мне обидно, что я не там. Такие события случаются раз в жизни, больше этого никогда не будет! Нет, конечно, я очень надеюсь, это не последний выход драконов из коконов. Но сейчас такое произошло впервые спустя несколько поколений!

Она резко поставила на блюдце чашку с гадким мятным

чаем. Встала, подошла к окну и стала смотреть на любимые розы матери. Но роз Элис не видела.

— Там будут свидетели. Они зарисуют и запишут все, что увидят. А это другое знание. Не то, что добывается из выцветших непонятных письмен неизвестного языка на обрывках телячьей кожи. Те люди изучат произошедшее на их глазах и прославятся своими изысканиями. Весь почет, вся слава достанутся им. А мои знания окажутся никому не нужны. Получается, я напрасно потратила на разгадку головоломок все эти годы. Никто и не подумает, что я серьезно изучаю драконов. В лучшем случае сочтут меня престарелой чудачкой, которая бормочет всякую чушь над старыми свитками. Вроде маминой тети Джоринды — она собирала целые коробки устричных раковин, одинаковых по цвету и размеру.

Тут Элис умолкла, ужаснувшись, что рассказывает такое о своей семье, и плотно сжала губы. Впрочем, какое ей дело до того, что он подумает. Она была уверена: рано или поздно Гест поймет, что она не подходит ему в невесты, и прекратит ухаживание. А пока он болтался рядом с ней, она упустила последнюю возможность изменить свою судьбу. Придется превратиться в старую деву и жить на подачки брата. За окном мир наслаждался летом, обещавшим множество возможностей — но не для нее. Для нее это было время утраты.

За спиной Элис услышала тяжелый вздох. Гест набрал воздуха и заговорил:

— Я… ну, я прошу прощения. Я знал, что ты интересуешься драконами. Ты сама рассказала мне в тот первый вечер, когда я тебя пригласил. И я воспринял это всерьез, Элис. Честное слово. Я просто не понял, насколько это важно для тебя. Не понял, что ты действительно хочешь изучать этих существ. Боюсь, я принял это за род эксцентричности, за увлечение, призванное всего лишь скоротать время. И рассчитывал помочь тебе скоротать его сам.

Элис слушала, то удивляясь, то ужасаясь. Она хотела, чтобы хоть кто-нибудь признал ее изыскания не развлечением, а серьезным делом, но теперь, когда это сделал Гест, ей казалось унизительным, что он знает, насколько важно для нее ее занятие. Изучение драконов показалось вдруг глупостью, нездоровым пунктиком, а не разумным делом. Чем оно лучше одержимости устричными раковинами? Что ей эти драконы, зачем они ей сдались, в самом-то деле? Чтобы просто оправдать нежелание жить так, как положено? Но гнев Элис быстро улетучился. Как она могла вообразить, что ее сочтут специалистом по драконам? Она выглядит глупо в его глазах.

Элис не ответила. Гест снова вздохнул.

— Я должен был понять, что ты не праздный дилетант, что ты не ждешь,

чтобы кто-то другой дал тебе цель и смысл жизни. Элис, я прошу у тебя прощения. Я нехорошо обошелся с тобой. Я исходил из благих намерений — по крайней мере, считал их благими. Теперь я понимаю, что всего лишь искал своей выгоды и пытался втиснуть тебя в то место своей жизни, которое считал наилучшим для тебя. Видишь ли, я на собственном опыте знаю, каково это, потому что моя семья именно так обращается со мной.

В его голосе было столько чувства, что Элис смутилась.

— Не стоит тревожиться обо мне, — тихо проговорила она. — Это было праздное увлечение, мечта, с которой я связывала слишком много надежд. Со мной все будет в порядке.

Он, казалось, не услышал ее.

— Сегодня я пришел с подарком, я думал, что могу побудить тебя думать обо мне лучше. Но теперь я опасаюсь, что ты увидишь в этом подарке только насмешку над своей мечтой. И все же я прошу принять его — как скромное возмещение твоей утраты.

Подарок. Вот уж чего ей от него совершенно не нужно. Он и раньше дарил ей подарки: дорогие кружевные платки, стеклянные флакончики с духами, изысканные конфеты с рынка и браслет из мелкого жемчуга. Подарки эти были тем дороже, что добывались в военное время. Они бы подошли юной особе, но ей, стоявшей на пороге превращения в старую деву, такие подношения действительно казались насмешкой.

К Элис вернулась способность говорить, и она сказала то, что следовало сказать:

— Ты очень добр ко мне.

Если бы только он мог понять, что на самом деле творится у нее в душе.

— Пожалуйста, сядь. Позволь мне вручить его. Хотя, боюсь, он вызовет у тебя скорее горькие чувства, чем радость.

Элис отвернулась от окна. После яркого света комната показалась темной и неприветливой. Глаза еще не привыкли к полусвету, и Гест в этой мрачной комнате выглядел как темный силуэт. Она не хотела садиться рядом с ним, не хотела давать ему возможность прочесть по лицу ее истинные чувства. Она могла совладать с голосом, но со взглядом это было труднее. Элис тяжело вздохнула. Но не заплакала, не уронила ни единой слезы. И была горда, что смогла сдержаться. Этот человек в кресле воплощал собой другой (и единственный) путь, который предлагала ей судьба. Она не верила, не могла поверить ему.

Но теперь правила приличия требовали, чтобы она притворилась и не выдавала того, что творилось у нее на душе. Нельзя выставлять себя перед ним еще глупее, чем уже вышло. Элис сосредоточилась. Надо обратить все, что она наговорила и сделала, в шутку, в анекдот, который он сможет рассказывать за обедом много лет спустя, а его настоящая жена будет весело смеяться над историей о глупом ухаживании, случившемся до их знакомства. Элис придала лицу спокойное выражение — она знала, что приятно улыбаться ей пока не хватит сил. Затем вернулась, села на свой стул и взяла чашку с остывшим чаем.