Хранитель древностей.Дилогия
Шрифт:
— Только вторую! Значит, в Москву опять не поедете, — засмеялся Штерн.
В дверь робко постучали.
— Попробуйте, — сказал замнаркома.
Вошла с черным ящичком в руках молоденькая красивая женщина, почти девушка, в белом халате, похожая на левитановскую осеннюю березку. Молодой человек встал и быстро подошел к ней.
— Спасибо, — сказал он, беря ящик, — я скоро приду, Шура. Ты кончила? Иди прямо домой.
Березка украдкой кивнула на его портфель. Он кивнул ей ответно. Она улыбнулась и вышла.
— Так
— Прибор, купленный за валюту, — ответил молодой человек. — Определяет кровяное давление.
— Зачем?
— Чтоб я заранее знал, будет у вас инфаркт или нет.
— Будет! У меня уж обязательно будет, — вздохнул серьезно Штерн. — Еще год-два такой работы…
— А у меня есть к вам один разговор, Роман Львович, — сказал тихо молодой человек. — Дело в том, что моя жена врач-гематолог… И вот у нее есть предложение… — Он подошел к портфелю.
— Нет, брать я ничего не буду, — строго обрезал его Штерн, — мне сейчас просто даже запрещено что-нибудь брать. Я завтра уезжаю в Москву.
Но молодой человек словно и не слышал. Он подошел к столику, открыл портфель, достал из него толстую переплетенную рукопись и вынул из нее лежащий сверху красиво отпечатанный отдельный лист с десятью или пятнадцатью строками.
— Вы только взгляните, — сказал он с мягкой настойчивостью.
Штерн недовольно взял лист в руки, прочел что-то, затем поглядел на молодого человека, усмехнулся и подал лист Тамаре.
— Откройте мой портфель, суньте туда, — сказал он и снова, но как-то уж по-иному, поглядел на молодого человека.
— Хорошо. Я возьму. А вы, видать…
В дверь постучали снова.
Ввели старика.
Был он высок и очень худ, но наркоматовский портной Шнейдер и в самом деле оказался магом и волшебником: костюм сидел отменно, и галстук был подобран к нему тоже отменный — пестрый, цветастый, — такие тогда любили. Да и воротничок, лиловатый от свежести, и манжеты с малахитовыми запонками — все было одно к одному. Замнаркома подошел и протянул старику руку — Штерн держался в стороне.
— Садитесь, пожалуйста, Георгий Матвеевич, — сказал замнаркома серьезно и радушно, — рад вас приветствовать. Мы всегда радуемся, когда человека освобождают, а тут…
— Благодарю, — ответил старик, опускаясь в кресло, и слегка наклонил голову.
Она — Тамара Георгиевна Долидзе, следователь первого секретно-политического отдела (идеологическая диверсия) — смотрела на старика во все глаза. Ведь это, наверно, были первые его шаги без конвоя за много лет. И вот он вошел, сел и сидит, положив руки на поручни кресла. Он очень костляв. У него широкая кость. На висках темные впадины, и лицо тоже темное. Через некоторое время она заметила, что к тому же он сутул, а когда он снова поднялся, поняла, что он походит на черного худого одногорбого верблюда — такого она раз видела
— Вы как себя чувствуете? — спросил замнаркома. — Ну и прекрасно! Костюм на вас сидит как влитой. Тут, Георгий Матвеевич, надо будет провести кое-какие формальности. Ну, паспорт вам, во-первых, выдать. Вы же в Москву едете. Вот сидят хозяева этого дела — наш доктор и наша заведующая учетно-статистического отдела, товарищ Якушева, я же тут, откровенно говоря, лицо совершенно постороннее, даже случайное. Вот Роман Львович…
Но Штерн уже подходил кошачьим шагом, мягкий, добродушный, округлый, прозрачный весь до самого донышка.
— Вы проверьте все данные, Георгий Матвеевич, — сказал он серьезно и благожелательно. — Правда, все взято из вашего формуляра, так что ошибки как будто не должно быть, но все-таки…
Но старик только листнул паспорт, сунул его в карман и расписался на каком-то бланке.
— Благодарю, — сказал он. — Все правильно. Благодарю.
Штерн посмотрел на врача и как-то по-особому улыбнулся.
— Теперь, доктор, дело за вами, — сказал он. — В состоянии Георгий Матвеевич следовать в Москву на самолете…
Молодой человек подошел к старику, установил около него на столе свой прибор, открыл его и сказал:
— Я попрошу вас расстегнуть манжеты.
Потом он щупал пульс, слушал сердце и легкие. Обследование продолжалось минут пять, затем молодой человек сказал «спасибо», отошел к другому столу и сел писать.
— Ну как? — спросил Штерн, подходя и пристально вглядываясь в его лицо. — Мы сможем завтра лететь?
— Да, конечно, — ответил молодой человек, легко встречаясь лучистыми ясными глазами с потяжелевшим внезапно взглядом Штерна. — Но сейчас я бы порекомендовал Георгию Матвеевичу покой. Просто пойти и лечь. И попытаться заснуть.
— А что? — спросил Штерн, не меняя ни взгляда, ни голоса. — Что-нибудь тревожное?
— Да нет, ну, умеренные шумы в сердце и легких — это уж возрастное, а затем несколько пониженное давление кровяного русла — отсюда слабость, а так… — Он сделал какой-то неясный жест.
— А так? — спросил Штерн.
— Надо на месте, конечно, показаться врачу. Он, вероятно, порекомендует какой-нибудь санаторий.
— Переливания крови не потребуется? — спросил Штерн с нажимом.
— Нет, не потребуется, — улыбнулся врач.
— А если потребуется — у вас соответствующая группа найдется? Запас есть?
Штерн все не сводил с него глаз, а тот невозмутимо застегивал свой портфель.
— Конечно, — ответил он просто.
— Хорошо. Вы свободны, — кивнул Штерн.
Врач подхватил ящичек, портфель, поклонился и вышел.
— Что это вы его так? — спросил зам. Он с самого начала смотрел на обоих.
— А эта Шура, которая приходила, его жена? — кивнул Штерн на дверь.
— Да. Приятная женщина, правда?