Хранитель и Виринея
Шрифт:
– Петро, я вот что-то не пойму, – обратился он к Тюре, который согнулся перед ним в три погибели, – что за гадость у тебя во дворе, что мой Алтух никак не хочет спокойно стоять.
– Ой, – Тюря согнулся ещё ниже, – княже, никак не ведаю, уже и госпожу Чёрную приглашал. Она сказала под землёй что-то, что живность беспокоит, потому и коней не держу.
– Нашел, кого приглашать! – фыркнул мужчина, наморщив свой крупный орлиный нос. – А впрочем, я к тебе не за этим. Ответь-ка мне лучше, к тебе Лесная часто заходит?
– Вы про Хозяйку, что ль? – Тюря, наконец, соизволил посмотреть
– В общем, так, – князь погладил свою чёрную холёную бороду. – Как придёт, срочно посыльного ко мне, и задержи, насколько сможешь. Сделаешь, кошель серебра твой будет.
– Сделаю, княже, сделаю, почему бы не сделать? – подобострастно закивал Тюря. – Никуда она отсюда не уйдёт, аккурат вас и дождётся.
– Ну, смотри мне, пообещал, – мужчина легко взлетел в седло, невзирая на свои габариты, и указал на мужика плетью. – Попробуй, ослушайся! – и, стегнув коня, вылетел за ворота.
– Конечно-конечно, – кивал Тюря, пока был в видимости князя, но стоило тому скрыться с глаз, развернулся и, шагая к дому, схватился за голову. – Вот дрянь-то какая, – пробормотал он, – и как теперь из этого дерьма выпутываться?
Антон был почти уверен, что Лесная – эта та женщина из леса, не отдавшая князю что-то, о чём он её просил. Теперь этот здоровый мужик решил забрать что-то силой.
Антон никак не мог понять, какое ему дело до всего этого, но что-то не давало ему просто так отмахнуться. Он вернулся в свою каморку и стал ждать часа, когда, следуя каким-то законам, его тело начнёт видоизменяться. Эту ночь он пробегал рядом с замком, надеясь что-нибудь услышать или увидеть. Но вокруг была лишь ночная темень и тишина, изредка нарушаемая чьим-то обиженным потявкиванием или лаем. Ничего не узнав, он вернулся назад, чтобы с утра колесить с телегой за водой.
****
Свою новую знакомую он увидел совершенно случайно – она мыла руки в холодных струях реки. Он протащил телегу к воде и самым непристойным образом уставился на неё. Она, видать, недавно умылась, и теперь капельки воды стекали по её щекам и носу. По виду ей было около двадцати пяти лет. Однако Антон уже понял, что возраст здесь обманчив, и часто не тот, что видим на лице.
Она абсолютно не походила на Диану, но что-то в ней цепляло его. Высокая, статная, сразу видно было – не неженка, и знакома с тяготами жизни в лесу. Волосы светлые с каким-то то ли платиновым, то ли пепельным отливом. Помнится, именно так называла этот цвет Диана, грозясь отцу, что перекрасится, когда тот называл её «смородинкой», отчего она злилась.
У лесной незнакомки были удивительные сине-зелёные глаза, почти, как море, что набирает к тропикам свой необыкновенно глубокий цвет. Она повернулась и стала внимательно рассматривать его.
– Привет, блохастый, – нарушила она первая тишину и внимательно посмотрела на него.
Антон не ожидал, что она тут же раскусит его и смутился. Он хорошо помнил, как сейчас выглядит.
– Что засмущался, яки красна девица? – развеселилась она. – Да, ладно, не стесняйся, Лёха, я же не первый раз тебя вижу, или… – она стала подходить к нему ближе, присматриваясь, –
Антон не знал, что ему делать, она сверлила его взглядом, словно рентгеновским лучом, выворачивая его внутренности, как ему казалось, наизнанку. И что ей теперь отвечать он не знал.
– Ты кто? – снова спросила она.
– Я… – проблеял Антон и замялся, придумывая, чтобы ему соврать.
– Только попробуй, – прошептала она, всё также буравя его взглядом.
И он решился, его уже давно раздирало от необходимости кому-нибудь про себя рассказать. Он устал уже от полной неизвестности, что стеной окружала его.
– Антон, – буркнул он, пятясь от неё, стараясь избавиться от её выворачивающего наружу взгляда.
– Антон, значит, – она перестала напирать на него, – вернулся, стало быть.
– Что значит, вернулся? – он смотрел на неё во все глаза. – Откуда вернулся?
– Да ты же ничего не знаешь, – она рассмеялась колокольчиком, – ничего, узнаешь, – успокоила она его, повернулась и пошла.
– Когда узнаю? – Антону хотелось догнать её и встряхнуть.
– Что не терпится? – переспросила она, и он закивал в ответ. – Ничего потерпишь! Всему своё время, – и пошла в лес.
Антон остался стоять, открыв рот. Он даже забыл, что хотел рассказать ей о произошедшем вчера. Она всё же не выдержала и обернулась.
– Не печалься, блохастый, так надо, всё должно идти своим чередом, иначе быть беде. Боги мстительны, они не прощают, когда кто-то вмешивается в их замысел, – и, махнув ему рукой, исчезла в зарослях, а он так и остался стоять, смотря ей в след взглядом побитой собаки.
****
Отчего-то у него сейчас было чувство, что его только что предали. Устало повесив голову, он побрёл к своей телеге.
«Какие боги? Причём здесь боги? Всё это сплошная ерунда, какие-то отмазки, чтобы просто ничего мне не говорить. А может, наврала?» – спрашивал он у себя снова и снова уже в сотый раз.
Но где-то глубоко внутри точно знал, что нет, не обманывала. Она о чём-то знала, но почему-то не захотела говорить. Он черпал воду, и ему казалось, что бочка бездонная и у неё не будет конца. Потом, словно резина тянулась дорога, и ноги, как назло, стали совсем ватные.
Он кое-как дополз до местной гостиницы, и его внимание сразу привлекли крики, раздающиеся из глубины двора.
– Ах, ты гад! – кричала Агапия, напирая на Тюрю. – Сволота ты, продажная!
Обычно грозный Тюря съёжился и сразу как-то уменьшился в размерах. Он пятился от злой женщины, надвигающейся на него со скалкой в руке. Она, по всей видимости, только что раскатывала тесто, когда услышала что-то, что вывело её из себя и, схватив первое, попавшееся на глаза оружие, выскочила из кухни.
– За кошель серебра продался! – продолжала кричать Агапия, приглашая в свидетели всех, кто случайно проходил мимо или вышел на улицу. – Лесную за кошель продал? Ирод! Тьфу на тебя! Чтоб тебе пусто было! – плюнула она на Тюрю. – Ни секунды у тебя боле работать не буду! – в сердцах сдёрнула фартук и швырнула в Петро, следом полетела и скалка.