Хранитель изумрудной печати
Шрифт:
Впереди она увидела дверь. За нею была надежда на спасение…
Вера бросилась вперед и принялась колотить в дверь, в кровь разбивая костяшки пальцев.
– Откройте! – закричала она срывающимся жалким голосом. – Впустите меня!
Дверь не открывалась, никто не отзывался на ее отчаянную мольбу о помощи, а преследователь уже настиг ее, подошел вплотную, дотронулся рукой до плеча.
Вера не выдержала, обернулась – и снова увидела за спиной человека в трагической театральной маске, и снова мрачная тьма смотрела на нее из черных
Были еще какие-то сны, бессвязные и душные, как жаркая южная ночь, но в каждом сне рано или поздно появлялся тот же человек в трагической маске. В театральной маске с темными пустыми провалами глазниц.
И вдруг на крутом повороте очередного сна она проснулась – резко, внезапно, с пересохшим ртом и глухо бьющимся сердцем. Проснулась, разбуженная каким-то странным звуком.
Она лежала в постели на влажных сбившихся простынях и прислушивалась к ночной тишине.
В комнате было темно, темно, как в подземелье. Должно быть, небо затянуло облаками, укрывшими луну от посторонних глаз. В открытое окно струился ночной воздух, пропитанный ароматами южных трав с солоноватым привкусом ночного моря. В отдалении слышался тихий умиротворяющий шум этого моря, похожий на ровное дыхание спящего великана.
Но Вера прислушивалась не к этому далекому шуму, а к звукам своей комнаты, потому что именно эти звуки и разбудили ее.
Сначала она ничего не услышала и уже начала успокаиваться, подумав, что странный звук ей приснился. Перед глазами уже замелькали яркие пятна и полосы, постепенно превращаясь в картины надвигающегося нового сна, как вдруг она снова отчетливо услышала тот же звук, который ее разбудил.
В комнате кто-то был, и теперь этот кто-то медленно передвигался в темноте.
Сна как не бывало.
Вера села в кровати, напряженно всматриваясь и вслушиваясь в темноту. Ей показалось, что она разглядела смутный человеческий силуэт возле шкафа.
Силуэт чуть заметно переместился – и тут же раздался едва слышный скрип. Это приоткрылась дверца шкафа.
Верино горло перехватило от страха.
В ее номере кто-то был, кто-то рылся в вещах…
В это время луна вышла из-за облаков, и ее бледный болезненный свет проник в Верину комнату. Блекло-голубой луч высветил тусклое пятно возле шкафа, и Вере показалось, что она спит, спит и видит страшный сон.
Потому что пятно, освещенное лунным светом, оказалось страшной театральной маской из ее сна.
Задыхаясь от ужаса, Вера вгляделась в полутьму и поняла, что то, что она приняла за маску, было человеческим лицом. Широким, смуглым лицом, изрытым оспинами. Лицом, удивительно похожим на античную театральную маску. Лицом того человека, который напал на нее в доме на древних развалинах.
И тогда Вера закричала – страшно, безысходно, в этом крике слились страх смерти и ужас перед неизвестным, ужас перед таящимся в темноте кошмаром.
Она кричала все громче и громче, и вдруг хлопнула входная дверь, и в комнате
Какое-то время Вера боялась пошевелиться, но тут возле двери раздался негромкий стон.
Она мигом вскочила, нашарила выключатель и нажала на кнопку.
Вспыхнул яркий свет, и Вера увидела лежащего на полу возле двери человека в длинной футболке и поношенных спортивных штанах.
Глаза его были закрыты, лицо было мертвенным, он тяжело дышал, время от времени постанывая, на лбу виднелась кровоточащая ссадина. Из-за этой ссадины, а еще больше – от удивления в первую секунду Вера его не узнала. Но уже во вторую секунду поняла, что это – Арсений, кошмар всей итальянской поездки.
Вера накинула халат, взяла со стола стакан, налила в него минеральной воды из бутылки и плеснула на лицо мужчины.
Он фыркнул, открыл глаза и удивленно заморгал.
– Вы? – спросил, увидев Веру. – Вы… ты цела? Что случилось?
– Что? – переспросила Вера. – Это я хотела бы узнать!
У Арсения был такой растерянный и несчастный вид, что она усовестилась, налила еще воды и поднесла к его губам. Он жадно выпил полстакана, лицо порозовело.
Вера осознала, что и сама тоже не в лучшем виде – зубы стучат, голос дрожит. Она хотела допить воду, но тут увидела губы Арсения – толстые, безвольно трясущиеся, противные, как две гусеницы, с полоской плохо выбритой кожи над верхней – и не смогла заставить себя выпить хоть каплю из того же стакана, из которого только что пил он.
Тем не менее она постаралась взять себя в руки. Ей это почти удалось, по крайней мере, справившись с голосом, она спросила:
– Что… что это было? Что случилось?
– А ты не знаешь? – недоверчиво переспросил Арсений.
– Нет, – она помотала головой, – я проснулась… в моем номере кто-то был… мне стало очень страшно, я закричала… Потом была какая-то возня, я включила свет, и вот… Как ты-то здесь оказался?
– Ну да, ты закричала, я бросился на помощь, вбежал в комнату, наткнулся на какого-то человека, мы с ним подрались, он убежал… Так ты не знаешь, кто это был?
– Конечно нет! – бросила она возмущенно, поняв его намек. – Понятия не имею! – И тут же добавила: – А дверь? Дверь была открыта?
– Открыта, – кивнул Арсений, – иначе как бы я попал?
– Действительно, – согласилась Вера, точно помнившая, что перед тем, как лечь, заперла дверь на задвижку. Теперь шпингалет валялся на полу, вырванный с мясом. – Вот как… – протянула она.
И как бы заново увидела ссадину на лбу Арсения и проступающие синяки в других местах. И устыдилась.
Взяла чистое полотенце, намочила его край холодной водой и промокнула ссадину. Потом нашла в своем чемодане пластырь и прилепила его на лоб Арсения.