Хранитель секретов Борджиа
Шрифт:
Жоан прекрасно понимал, насколько успех его дела зависел от сторонников Папы; тем не менее он был готов выслушать Никколо. Он ценил исключительные способности, которые проявлял флорентиец, добывая информацию, и уважал его за умение делать верные выводы.
– Узы, связывающие нас с Папой и его друзьями, очевидны. Хотя я уверен, что вы располагаете дополнительной информацией…
– Да, есть кое-что еще, – подтвердил флорентиец, глаза которого сузились, а губы растянулись в забавной и хитрой улыбке. – Посмотрите-ка.
Жоан понял, что его друг наслаждается
– Совершенно очевидно, что военные действия сторонников Франции, когда она заняла Неаполь, и их союзников, среди которых выделяются Орсини, отняли у нас многих клиентов, – заключил Никколо, перечислив целый ряд событий. – Однако действия Священного Союза, созданного Папой для противодействия французам, и в особенности события, связанные с именем испанского генерала Гонсало Фернандеса де Кордовы, способствовали тому, что люди вдруг проявили интерес к чтению и лавка наполнилась клиентами.
Жоан рассмеялся.
– Совсем не обязательно было оперировать таким количеством цифр, событий и дат, чтобы прийти к подобному выводу.
– Однако есть еще один немаловажный фактор, значимость которого для этого заведения неуклонно возрастает.
– И что же за фактор?
– Ваша супруга. Постепенно Анна превратилась в одну из самых привлекательных женщин города, и для многих дам она является иконой испанского стиля в Риме, ее считают даже элегантнее Санчи и Лукреции. Синьоры, посещая лавку, чувствуют себя здесь весьма уютно, и эти встречи пользуются неизменным успехом.
Жоан кивнул. Он и сам это прекрасно знал. Успех Анны вызывал у него противоречивые чувства: смесь гордости и предубеждения; для него его жена была прекраснейшей в мире, и он предпочитал, чтобы другие мужчины не восхищались ее красотой и грацией так откровенно. Он ощутил колику в животе, вспомнив герцога Гандийского и разговор с Микелем Корельей. Хуан Борджиа стал главой клана каталонцев, и лавка Жоана, как доказал только что Никколо своими расчетами, полностью находилась в его руках. Жоан решил открыться другу.
– Вы знаете, что я обедал с Микелем Корельей.
Никколо кивнул.
– То, что произошло на днях между Анной и герцогом Гандийским, очень обеспокоило меня, и я не мог ждать, когда Микель посетит нас. – Жоан почувствовал, как от воспоминаний у него начинает закипать кровь. – Я попросил его о помощи, но вместо этого услышал совет, смысл которого заключался в том, что я должен смириться и искать выгоду в сложившейся ситуации.
– Что ж, эта лавка уже сама по себе является привилегией, которую Борджиа вам предоставляют, – ответил флорентиец.
– Прежде я оторву ему голову! – вскричал Жоан раздраженно. – И к черту лавку!
– Взвешивайте ваши слова, прежде чем произнести их, Жоан, – сказал Никколо озабоченно. – Думаю, вы не все знаете из того, что говорят о нашем друге Микелетто.
– И что же о нем говорят?
– Что его
– Он военный человек…
– Он больше, чем солдат, – это наемный убийца, палач. И похоже, ему нравится убивать. Он в совершенстве владеет любым видом оружия, но больше всего ему нравится набрасывать веревку на шею жертвы и постепенно душить ее, закручивая веревку с помощью палки.
– Гаррота! – пробормотал Жоан и вздрогнул, с ужасом вспомнив этот способ казни. Его обычно применяли палачи, когда приговоренные инквизицией к сожжению на костре каялись и получали прощение Церкви, чтобы умереть быстрой смертью, а не корчиться в языках пламени.
Жоан всегда интуитивно чувствовал эту темную сторону личности своего друга, скрывавшуюся за улыбчивостью и открытым характером, хотя даже представить себе не мог, что Микель Корелья способен дойти до такой крайности. Жоан отказывался верить.
– Люди много о чем говорят, но без всякого на то основания.
– Но в этом случае они правы, Жоан, поверьте мне, – настаивал Никколо. – Люди боятся дона Микелетто. Рим дрожит при одном только упоминании его имени. Не ждите, что он поможет вам в деле с герцогом Гандийским. Более того, если он решит, что вы представляете опасность для Хуана или других членов семьи Борджиа, то покончит с вами, не раздумывая ни секунды. Прошу вас, следите за своими речами.
– Но что же мне делать, если герцог снова вернется сюда за Анной? – воскликнул Жоан в отчаянии.
– Ведите себя дипломатично. Если вы прибегнете к силе, с вами покончат. С вами, с вашим домом и вашей семьей.
Жоан задумался. Он отдавал себе отчет, насколько бывает вспыльчивым, и осознавал, что, в отличие от Никколо, дипломатичность никогда не была его сильной стороной. Однако флорентиец был прав: если он вздумает противостоять с оружием хоругвеносцу Ватикана, то в любом случае проиграет, независимо от исхода схватки. Оба – и Анна, и Никколо – совпадали в своем мнении. И были правы. Ему не оставалось ничего другого, как верить опыту своей супруги. Но сможет ли она остановить герцога Гандийского лишь одними правильно подобранными словами?
– И что, по твоему мнению, произойдет в скором времени, Никколо? – спросил Жоан.
– Он вернется за ней, – не раздумывая ни секунды, ответил тот. – И вы должны будете сдержаться.
Жоан с неудовольствием вгляделся в тонкие черты лица Никколо, его живые узкие глаза. Обуреваемый гневом, он крепко сжал челюсти, ожидая, что губы флорентийца сложатся в одну из его циничных улыбок. Но этого не произошло.
В ту ночь Жоан записал в своем дневнике: «Насилие – не выход из положения. Сколько же надо будет терпеть? Смогу ли я это выдержать?»