Хранитель слёз
Шрифт:
Никита встал и принялся искать для Лизы одежду. Но увидев, что она тут же заелозила по полу от холода, схватил с кровати одеяло и быстро окутал им её до плеч. Сам сел сзади, пропустил ноги вперёд и облокотил её спину себе на грудь. Затем обнял, сложив свои ладони на её животе, чтобы хоть немного согреть.
Лиза не двигалась. Теперь она была словно плачущий младенец в руках родителя-успокоителя.
Никита, ещё не уняв свой мандраж от случившегося, не переставал её гладить. При этом бормотал что-то о Гренландии -- крупнейшем в мире острове, покрытым льдом и снегом, где, несмотря на это, всё равно живут люди и не горюют из-за своего климата. Никита и сам не понимал, отчего вдруг заговорил о Гренландии. По всей вероятности, хотел успокоить Лизу, что холод и снег -- не такие уж страшные вещи.
Лиза успокаивалась. Дыхание её становилось тише. Больше не тряслась, лишь иногда тихонько вздрагивала, словно от несильного разряда тока, чуть всхлипывала -- и снова утихала, непрерывно глядя в одну точку.
А ведь сейчас, подумал Никита, я так похож на главного героя своей книги! Тот безмерно сильно мечтал оказаться в подобной ситуации. Ситуации, когда сможет вот так же прикасаться к сестре, гладить её...
Только Никита был на шаг впереди -- он уже это делает.
Парень скользил рукой по нежной, бледной коже Лизы, поражаясь её аромату. Она пахла так притягательно, что ему пришлось на несколько мгновений прикрыть глаза, чтобы совсем не отключиться от реальности. Такой аромат он был не в силах облачить в какие-то слова. Это -- запределье.
Как же ему стало трудно удерживаться в этом мире! Его так влёк другой -- литературный, который, теперь кажется, не столь уж и безосновательно им сотворённый. Ведь вот же: он в такой же ситуации, о которой тайно мечтал его герой. И абсолютно не знает, что делать дальше...
Рука Никиты по-прежнему плавно ползла по её мягкой коже. И Лиза по-прежнему не шевелилась. И ей, может, это даже нравилось. И одеяло почему-то принялось медленно сползать с неё, всё больше открывая её его тёплым рукам.
"А что чувствовал бы мой герой, окажись он на моём месте?– - думал Никита с закрытыми глазами.
– - Наверное, чтобы лучше понять это и описать в книге, необходимо... самому глубоко прочувствовать переступание опасной черты? Ведь я и есть этот герой. Он и есть я. Я создал его по своему подобию..."
Вдруг Лиза слегка шевельнула головой.
Но на этом всё. Никаких претензий, попыток остановить всё это.
Никита взглянул на её гладкую шею и содрогнулся от внезапного осознания: всё это время он сам -- сам, а не его литературный протеже!
– - не признаваясь самому себе, с дикой страстью мечтал о такой минуте. Вот об этой самой, когда возникнет возможность быть близко к Лизе настолько! Настолько, что он сможет безостановочно и продолжительно трогать её, дарить ей ласку, и что никто -- ни одна душа!
– - не узнает об этом. Ведь живут
Лиза перестала плакать. По-прежнему глядя куда-то перед собой и облокотив голову к груди Никиты, она чуть слышно вдохнула и утихла.
Никита прижал её к себе крепче. И поцеловал её в обнажённое плечо. Всё. Он уже больше не мог врать себе. Его тянет к ней. Сильно и по-настоящему. Серьёзно и по-взрослому. В эту особенную минуту ему хотелось дарить ей нежность, которой она, как ему казалось, была все эти годы лишена. Нет, это не та родительская нежность к своему ребёнку. Это другая, куда более загадочная нежность. Мужская успокаивающая нежность по отношению к истерзавшейся женской душе.
И вот одеяло уже совсем спадает к её бёдрам. Вот его несмелые пальцы уже скользят по её груди. Вот уже сжимают её налитую мягкость в своей крепкой ладони. Вот уже её идеальные губы, приоткрывшись, замирают на особенном вдохе...
Лиза принимала эту нежность. Нежность на фоне трагично вмешавшейся в её повседневность снежности. А может, под воздействием выпитого и уже растворившегося в ней успокоительного просто не понимала, что происходит.
Кто знает, кто знает...
{Часть вторая}
– ---------------------------
Вдох-вы[х]од и Гренландия
I
Пронизало декабрь, точно иголкой по белой ткани, двумя неделями.
Никита старался забыть о случившемся в тот снежный вечер инциденте, но получалось не слишком удачно. Михаилу он решил ничего не рассказывать, когда тот звонил узнать, как обстоят дела. На замену разбитого окна денег у Никиты пока не было, и Лизу пришлось временно переселить в зал, перевесив чёрные шторы из её комнаты на здешний потолочный карниз.
В своих новых покоях Лиза, бывало, плакала. Быть может, ещё не отойдя от шока после стычки с Соней; может, и по какой другой причине. Поэтому Никита решил некоторое время её не беспокоить. Все следующие дни он питался отдельно и все свободные от работы часы проводил в своей комнате, сидя за ноутбуком.
Впоследствии он стал и вовсе избегать Лизы. Только приносил ей еду, и на этом их контакт ограничивался. Лиза почти всегда сидела на диване, читая книги или смотря телевизор. Иногда занималась гимнастикой; во всяком случае, так показалось Никите, однажды случайно увидевшему, как она, лёжа на ковре, неспешно вытягивает ноги кверху.
Парень понимал, что не разговаривать с ней -- конечно же, неправильно. Однако всё равно не мог себя перебороть и хотя бы просто посмотреть ей в глаза. По правде говоря, после того дня он ещё ни разу не смотрел ей прямо в глаза. Всё время прятал взгляд и отделывался сухими отговорками, что нужно заниматься по работе срочными делами, и исчезал в своей комнате.
Но по работе он, конечно же, ничем таким не занимался. А только и делал, что писал роман. Писал или просто, лёжа на кровати, о чём-то думал. Например, о том, что испытывает к Лизе непонятные чувства. С одной стороны его терзало чувство вины и притом довольно жгучее. А с другой... Он всё пытался понять, что же произошло тогда после ухода Сони? Как так вышло? И как это вообще назвать?..