Хранитель времени
Шрифт:
Образование Дора в том, что касается современного мира, было закончено. Он провел сотню лет, наблюдая за одним-единственным днем.
В шуме ветра путник уловил то, что хотел услышать:
— Еще одна жизнь.
— Прекратите это.
Дор вошел в спокойную воду и поплыл.
39
Он пересек Атлантический океан. На это у него ушло шестьдесят секунд.
Дор покинул Германию вечером, в семь часов две минуты. Когда пловец добрался до Манхэттена, был день — три минуты второго. С формальной точки зрения,
Пока он молотил руками по воде, не ощущая ни холода, ни усталости, в его сознании проносилось все то, что он видел, люди, с которыми он так и не попрощался, те, кого не было на свете вот уже несколько тысяч лет. Его отец. Его мать. Дети. Любимая жена.
«Заверши свое путешествие — и узнаешь».
Когда это произойдет? Что именно ему предстоит узнать? Он хотел найти ответы на эти вопросы. Но больше всего его волновало другое. Качаясь на волнах океана, он размашисто греб вперед и думал о том дне, когда ему придется умереть, как всем остальным.
Достигнув берега, Дор выбрался на сушу рядом с погрузочным доком.
Его приметил заросший густой щетиной докер в кепке:
— Эй, приятель, какого дьявола…
Ему не удалось договорить.
Дор повернул песочные часы. Он поднял глаза на огромный небоскреб и ахнул в изумлении — в таком странном месте бывать ему не доводилось.
Нью-Йорк поразил его воображение, хотя Дор многое повидал, в течение ста лет обучаясь в Европе. Здания были высокими, а расстояния между ними — крошечными. А люди! Сколько же их тут, не сосчитать! Они сбивались в большие группы на углах улиц, их полчища исторгались потоками из дверей магазинов. Несмотря на то что Дору было под силу замедлить движение целого города, лавировать в толпе оказалось непросто.
Ему понадобилась одежда, поэтому он взял брюки и черную водолазку в бутике под названием «Браво!». А подходящее пальто присмотрел в гардеробе японского ресторана.
Разглядывая громадные небоскребы, Дор вспомнил о башне Нима. Он пытался понять, есть ли предел человеческому тщеславию.
Город
40
Стрелки часов всегда найдут дорогу домой.
Это было правдой, и Дор знал об этом с того самого мгновения, как впервые отметил тень от солнца. Еще в раннем отрочестве, возясь в песке, он был способен предсказать, что завтра обязательно повторится такой же миг, как сегодня, а в послезавтрашнем дне можно обнаружить слепок предыдущего.
Каждое последующее поколение имело твердое намерение усовершенствовать эту концепцию, чтобы четко ориентироваться во времени. У входа в дом устанавливали солнечные часы, а на городских площадях — гигантские водяные. Переход к механическим часам — с гирями, со шпиндельным ходом и фузейной передачей — привел к появлению башенных и напольных часов. В конечном счете были изобретены хронометры, уместившиеся на полке.
Как-то раз один французский математик [4] привязал к часам ремешок, обмотал его вокруг запястья, и тогда человечество стало носить время на себе.
Точность его определения возрастала с пугающей быстротой. Минутную стрелку изобрели
Время подстегивало индустрию. Человек поделил мир на часовые пояса, чтобы можно было планировать передвижение. Поезда уходили строго по расписанию; корабли шли на всех парусах, чтобы причалить вовремя.
Люди пробуждались под вой сирен. Деловая активность протекала в так называемые рабочие часы. На каждой фабрике был гудок. В каждом школьном кабинете висели часы.
«Сколько времени?» — эта фраза стала самой распространенной в мире, и ее можно было найти на первой странице любого разговорника. «What time is it? ?Que hora es? Который час?»
Ничего удивительного в том, что когда Дор — первый, кто всерьез задал этот вопрос, — достиг города своей судьбы (здесь в воздухе слышались голоса, требовавшие «еще одну жизнь» и «прекратить это»), он постарался применить свои знания с пользой. Иными словами, Дор устроился на работу в то место, где кругом все напоминало о ходе времени.
В часовой магазин.
И тогда Дор стал ждать, чтобы две стрелки указали ему верный путь.
41
Лимузин Виктора пробирался сквозь поток машин в Нижнем Манхэттене. Сбавив скорость, он свернул на мощенную булыжником улицу. На повороте притулился магазинчик с узкой витриной. Адрес был обозначен на козырьке клубничной расцветки, но название у заведения отсутствовало. Зато на дверях были выгравированы солнце и луна.
— Орчард-стрит, сто сорок три, — объявил водитель.
Двое сотрудников Деламота вышли из автомобиля и усадили своего босса в инвалидное кресло. Один, забежав вперед, придержал дверь, другой аккуратно завез Виктора в магазин. Тот услышал, как сзади скрипнули дверные петли.
Воздух в помещении отдавал затхлостью, будто его не проветривали с прошлого столетия. За прилавком стоял бледный, старый, седовласый человек в клетчатом жилете и голубой рубашке, очки в тонкой металлической оправе были сдвинуты на нос. Деламот принял его за немца. У него был наметанный глаз. Изрядно поездив по свету, национальность он обычно определял с ходу.
— Guten Tag [5] , — обратился к хозяину Виктор.
Тот улыбнулся:
— Вы из Германии?
— Нет, я решил, что это вы оттуда.
— Ах так? — приподнял брови владелец магазина. — Что мы можем вам предложить?
Виктор подъехал ближе, чтобы изучить ассортимент. Он увидел часы всех типов: высокие напольные, каминные, кухонные с распашными дверцами, автоматические для школ, лампы с часовым механизмом, ходики с боем и будильниками, устройства в форме бейсбольных мячей и гитар, даже в виде кошки с хвостом-маятником. Кстати, маятников было не счесть! На стене, потолке, за стеклянными панелями они раскачивались из стороны в сторону — тик-так, тик-так, как будто мгновения здесь отлетали то влево, то вправо. Вот скрипнули рычаги, и из домика выскочила кукушка, а следом еще одиннадцать — над одиннадцатью колокольчиками. Виктор наблюдал, как птички прячутся обратно.