Хранитель времени
Шрифт:
– У вас что-то случилось?
– А? Да. Случилось. У меня случилась трагедия всей моей жизни.
Если пропустить подробности, Гриша решил достойно похоронить Маркела. Наверное, не ради всеобщей похвалы и благодарности, он просто не мог иначе. В общем, он все разузнал, вызвал какую-то специальную службу и после предварительной оплаты Маркела кремировали. Оказывается, это дорого стоит. Это вам не кошку в помойку выбросить.
– Они за килограмм мертвого веса деньги берут. За нашего Маркела полторы тыщи взяли. Ну – и за вызов тоже. А она говорит, что я малорослик
– Кто?
– Она. Люба. Ну, просто взбесилась. Сказала, что я зря деньги потратил. И что это не мое дело. И что таких дураков как я все обувают.
– Это она не со зла. Просто ей ваших денег жалко стало.
Гриша слегка приободрился, снова поскучнел и тут же перешел в привычное состояние пророка.
– Несправедливо и жестоко так оскорблять человека. Я ж говорил, предупреждал, вот оно и началось. Все злые стали. И это только начало.
Разговаривая, мы медленно продвигались в подворотне, пока не очутились во дворе. Он совсем не загорелый был, руки тощие, торчат из коротких рукавов белой трикотажной футболки как прутики. Локти острые. У меня несколько лет назад тоже такие были. Только у Гриши вдобавок еще и кожа в хронических мурашках. Гусиная? Не помню, но вроде бы так этот называется.
– Я ведь смешной, да? Нелепый. Маленький. Да? Зато честный и ответственный. Меня на работе, знаете, как ценят? И я иногда изобретаю полезные вещи.
– Ой, а я и не знала!
Ободренный моим вниманием, Гриша принялся рассказывать про какую-то фигню, при помощи которой мы сможем зимой сами избавляться от снега.
– Только я не решил, как обойти проблему задымления.
– А по мне самое простое каждому жильцу пару раз в день приносить домой по ведру снега и в ванную его сваливать. Он растает и все дела.
Гриша долго смотрел на меня, но пальцем у виска не покрутил.
– Не думаю, что в нашем дворе кто-то согласится на такое.
Это он деликатно высказался. У нас жильцы ведь как рассуждают. Мы – горожане, за нами кто-то убирать обязан.
– Это хорошо, что вас под подписку о невыезде отпустили, – вдруг сказал Гриша.
– Под какую подписку? Кто отпустил? – я не была готова к подобному заявлению и здорово струхнула.
– Ты тут ваньку не валяй, – объемная Люба возникла в дверном проеме.
В какой-то немыслимой полупижаме-полукомбинашке насыщено-оранжевого цвета с вкраплениями красных рыбок, и босиком. Несмотря на вопиющую полноту, ее фигура выглядела обтекаемо, как у кита, но довольно женственно.
– Дурой прикидывается! Знаем мы таких, что зенки вылупила? Отца родного обворовала, наркоманка. Совести совсем у людей нет.
– А я думала вы про СПИД, – удивилась я.
– Про твой СПИД нам давно уже известно. Твоя соседка, как только ребенок захворал, сразу к матери съехала. Говорит – сучка эта заразила. И вообще, нечего к чужим мужикам клинья подбивать.
Гриша недоверчиво уставился на Любу снизу вверх. Глаза как у таксы, рот приоткрыт, но молчал. Наверное, он только и понял, что Люба явно считаем его своим да еще и мужиком.
– У меня на даче парник в негодность пришел. Его вороны проклевали.
Они приблизились, Люба вдруг смутилась как девочка перед первым поцелуем и одернула сзади панталоны. Громко щелкнула резинка трусов. А у меня вдруг ни с того ни с сего потекла кровь из носа. Я не сразу это поняла. Провела рукой, а она в крови вся.
– Ты беги домой, ляг пузом на стол, да только тазик подставь, чтоб кровь с носа туда капала. Вся кровь и вытечет. Тихая безболезненная смерть. Поверь мне – для тебя это лучший выход из положения, – добрым голосом посоветовала Люба, после чего все ее внимание полностью переключилось на Гришу, – А ты давай, собирайся. Нам на электричку еще успеть нужно. Воздухом свежим подышишь, будешь на гамаке качаться. Все равно у тебя отпуск, и у меня тоже.
Идти с кровотечением к Вове мне не захотелось. И я пошла домой. Прижимая упаковку с мороженным к переносице. И вдруг подумала, что теперь мнение соседей для меня не так важно. Разговор с Любой вылечил меня от панического страха перед чужим мнением. Если ей кажется, что мне помирать пора, то какого черта я должна слушать ее садистские советы? Пусть сама во время месячных пылесосом из себя кровь высасывает, а я поживу еще. Вот дура! Надо же такое придумать – мордой вниз и вытечь. Дура и есть.
Мороженое подло просочилось и на лицо и на одежду. Оно всегда так поступает, когда отвлечешься.
Из крана холодной воды потекла теплая тощая струйка. Панк бы пошутил – это не гиброколбаса, а венская гидро-сосиска.
Лицо, вымазанное кровью вперемешку с мороженым, выглядело жутковато, да и засыхала эта смесь будь здоров как быстро. Еле отмылась, добрела до кровати, полежала лицом вверх, придерживая салфетку у носа. Задремала, думая – как это странно, я валяюсь себе, а большинство людей сейчас работают и завидуют тем, кто вот так валяется и ничего не делает.
Три звонка оповестили о приходе Панка. А потом он хотел сам открыть дверь, но я на засов заперлась. Пришлось самой открывать. Панк зарычал как волк и выставил руки с кривыми пальцами, словно хотел меня сцапать.
– Чтоб тебя черепаха за попу укусила! Ты как говно между пальцев выскальзываешь. Наручниками что ли тебя приковать к себе? Так тогда в сортир с удовольствием не сходишь.
– Я вместо удовольствия буду! А че ты орешь то?
– Тебе что было сказано? А? Вернуться и пулей к Вове.
– У меня вот, – я ему показала салфетку.
– Месячные что ли начались?
– Ну, ты совсем дурак! Иди ты… к Вове! У меня кровь из носа текла!
Мы посмотрели друг на друга и вдруг начали смеяться. Нам и, правда, смешно было. И еще смешнее стало, когда Панк снял с головы гопницкую кепку и сверкнул лисиной. Он побрился до зеркального блеска. Я даже не предполагала, что можно быть настолько идеально выбритым.
– Дай потрогать!
В прикосновении к бритой коже было что-то странное, чувственное и совсем не противное. А еще кожа приятно пахла. Каким-то дорогим снадобьем для протирания бритых черепов.