Хранители могил
Шрифт:
— Би, я не знаю, что делать, — призналась Ребекка, беспомощно глядя на Байрона. — Вроде надо что-то делать. Но что? Я совсем растерялась.
— На твоем месте я бы лег спать, — сказал Байрон.
Он шагнул к ней и тут же остановился. Время не повернулось вспять. Их разделяли годы и слова, которые не запихнешь обратно в рот.
— Бекс, тебе элементарно надо выспаться. Занести тебе чемодан наверх? Расстелешь кровать, примешь душ…
— Нет.
Ребекка прошла мимо него и взяла с кресла-качалки шерстяное покрывало.
— Я
Байрон даже не успел удивиться, а Ребекка не стала ждать его решения. Конечно, с ее стороны это чистой воды эгоизм — хотеть, чтобы он остался с нею. Но эти мысли Ребекка оставила при себе. «Он ведь приехал за мной в аэропорт. Если бы ненавидел, то не приехал бы». Она сбросила туфли, открыла дверь и вышла на крыльцо, тянущееся по всей длине дома. Ноги ощутили знакомые половицы. Как всегда, средняя скрипнула у нее под босыми ногами. Ребекка направилась к стареньким качелям.
Пусть хоть что-то будет, как прежде. Глупость, конечно, но она имела право на такую глупость. Она ведь и при жизни Мэйлин любила сидеть и смотреть на звезды. Можно даже представить, что Мэйлин сейчас спит. Несколько минут иллюзии прежней жизни.
Ребекка опустилась на сиденье качелей. Скрипнули цепи, и она слегка улыбнулась. Так и должно быть. Сколько она помнит, качели всегда скрипели. Прекрасный звук, напоминающий ей, что она — дома. Ребекка завернулась в покрывало и стала смотреть на точки звезд.
— Как же я теперь без тебя буду? — шепотом спрашивала Ребекка.
— С тобой все нормально? — послышалось из темноты.
Ребекка вздрогнула. На лужайке она увидела девчонку-подростка. На вид — лет семнадцать. «А Элле не было и семнадцати, когда она умерла». Держалась девчонка настороженно.
— Со мной не все нормально, — ответила Ребекка, вглядываясь в темноту.
Кроме неожиданной гостьи — никого.
— А ты — родня Мэйлин, верно? Только нездешняя.
Ребекка опустила ноги на пол, остановив качели.
— Я тебя знаю? — спросила она.
— Откуда тебе меня знать? — с вызовом ответила девчонка.
— Тогда, наверное, ты знала мою бабушку. Ее больше нет. Она умерла.
— Слышала, — сказала девчонка и приблизилась на пару шагов.
Ее походка показалась Ребекке странной. Такое ощущение, будто ночная посетительница заставляла себя двигаться медленнее обычного.
— Мне хотелось сюда прийти.
— Одной? В половине четвертого утра? Должно быть, у вас в Клейсвилле поменялись порядки, если твои родители позволяют тебе разгуливать по ночам, — сказала Ребекка, чувствуя, что сама улыбается. — Я думала, что детям и подросткам по-прежнему запрещено появляться на улицах после наступления темноты. Раньше исключение делалось только для групповых праздников и с разрешения родителей.
Дверь распахнулась, и на крыльцо вышел Байрон. Его лица Ребекка не видела, но чувствовала
— Может, позвонить, чтобы за тобой пришли? — спросил он девчонку.
Ребекка не ошиблась в своих предчувствиях: Байрон держался настороженно.
— Не надо, — буркнула девчонка, отходя от крыльца.
Байрон подошел к краю крыльца, встав перед Ребеккой.
— Слушай, девочка. Я не знаю, чего тебе здесь понадобилось, но…
Девчонку как ветром сдуло. Если бы Ребекка не поговорила с ней до этого, то посчитала бы ее галлюцинацией.
— Сбежала, — сказала Ребекка, передергивая плечами. — Как, по-твоему, у нее не будет проблем?
— А почему у нее они должны быть?
Байрон продолжал вглядываться в темные кусты, за которыми скрылась девчонка.
Ребекка поплотнее закуталась в покрывало.
— Байрон, может, нам ее догнать? Ты ее знаешь. У меня такое чувство… сама не знаю. В общем, странное чувство. Может, сообщить Крису? Или узнать, где она живет?
— Не надо, — возразил Байрон, оборачиваясь через плечо. — Мы в ее возрасте что, свято соблюдали комендантский час?
— Мы и в одиночку-то не ходили.
— Это точно, — натянуто засмеялся Байрон. — А еще точнее — это вы в одиночку не ходили. Знала бы ты, сколько раз я потом задами пробирался домой, боясь, как бы отец не обнаружил мое отсутствие!
Ребекке сразу вспомнилось другое. Байрон провожал их до дому, а она всегда торопилась забежать внутрь, чтобы не видеть, как они с Эллой целуются на прощание.
— Наверное, десять лет назад я была смелее, — вздохнула Ребекка, стараясь выдержать взгляд Байрона. — Надо же, не успела приехать, как вспомнила про этот дурацкий комендантский час. Я нигде этого не встречала — ни в больших городах, ни в маленьких.
— А Клейсвилл — он единственный в своем роде, — сказал Байрон, присаживаясь на другой край качелей.
Ребекка оттолкнулась, и цепи качелей снова заскрипели.
— Хочу тебя спросить. Мы с тобой оба подолгу жили вне Клейсвилла. Мне это кажется, или у тебя тоже что-то щелкает внутри, когда ты пересекаешь границу города?
— Щелкает, — сразу ответил Байрон, даже не пытаясь играть в непонимание.
— Я ненавижу это чувство. Из-за него мне иногда хотелось вообще больше не появляться в Клейсвилле. Но Мэйлин, она… была для меня всем. Стоило мне ее увидеть, и я забывала, что Элла…
— Ушла.
— Верно. Ушла, — прошептала Ребекка. — Потом ушел Джимми, а теперь и Мэйлин. Моей семьи больше нет. Спрашивается, какой смысл мне сюда возвращаться? Но смысл почему-то остался. Вот и сегодня: пересекла границу Клейсвилла, и у меня сразу же исчезло противное покалывание в груди. Я уже сжилась с ним. А как проехала тот дурацкий щит — никакого покалывания.
— Знаю.
Байрон оттолкнулся, и старые, заржавленные цепи вновь отозвались привычным скрипом.
— Бекс, у меня нет ответов… во всяком случае, тех, которых ты хотела бы услышать.