Хранители Новорики. Пробуждение
Шрифт:
— Мама, я уезжаю, — «только не отступать», — Меня Гоша давно в Москву звал, говорит, там работа для меня есть, прямо у него в фирме…
— Когда? — спросила мама севшим голосом.
— Завтра, — выдохнула я.
— Мамуль, пойми, не хочу здесь, — я собирала вещи в чемодан, а мама вынимала их обратно, — Этот город меня убивает, мне нужно разнообразие, иначе я с ума сойду.
— Если ты уедешь, с ума сойду я, — мама не отступала.
Вырастив меня, на более чем скромную зарплату
Я чувствовала себя ужасно виноватой, но дальше мучить ее своей депрессией не имела права.
— Дорогая, послушай, — я крепко обняла ее и положила голову на плечо, — если все будет плохо, я вернусь, и писать на e-mail буду часто. Не волнуйся…
Мне, во что бы то ни стало, нужно окунуться в новую жизнь, я чувствовала, что начинаю сходить с ума. Тяжелые мысли давили невидимым грузом. Голове нужна была передышка, необходимо направить энергию в другое русло. Будут новые проблемы, придут другие мысли, заменив жгучие, болезненные воспоминания о НЕМ…
— Знаю я тебя, вернешься… — мама взяла меня за руки, и посмотрела в глаза, — Ты только не забывай про меня… Я люблю тебя, доченька…
— И я тебя, мамочка, — мы крепко обнялись.
На вокзале, как всегда, было полно народу, все суетились, бегали по этажам, бомжи заискивающе прохаживались в толпе.
— Чебуреки! Беляши! — надрывалась тетка, в когда-то белом фартуке. Странно, но у нее действительно покупали и ели тут же эти вонючие пирожки… На сомнительные изделия «кулинарии», тошнотворно было смотреть, даже издалека.
Люди, занятые своими проблемами, даже не поднимали глаз, либо уткнувшись в телефоны, либо читая газеты. Серая безликая масса жила своей жизнью. Ненавижу такие моменты, когда начинаешь отделять себя от людей. Смотришь на них свысока, понимая, что между нами огромная пропасть, им никогда не понять моих проблем, а мне плевать на то, что беспокоит их. Ощущаешь себя песчинкой отбившейся от основного потока людской жизни.
Я стянула солнечные очки и поискала глазами расписание поездов. Ага, на Москву вторая касса, долго ждать не придется, проходящий поезд через несколько минут. Отлично! Я собиралась за билетом, но что-то заставило меня застыть на месте.
Странное ощущение…
Я обернулась. В паре метров от меня, стоял пугающей красоты парень. Короткая стрижка, темные волосы, белая кожа, черные джинсы и такая же рубашка. Все бы ничего, но…
Глаза…
Вот это чернота! Даже мурашки по коже побежали…
Встретившись с ним взглядом, я ощутила холод, пробравшийся от кончиков пальцев прямо к сердцу. В голове замелькали картинки: мужчина в торговом центре Сиднея; потом в кафе; сон, по Булгаковским мотивам… Везде были эти дьявольские глаза. Тьма вытягивала душу, стало тяжело дышать,
Парень протянул ко мне руку, и моя, словно отделившись от тела, тоже, стала медленно подниматься.
Неожиданно, проходивший мимо мужчина, уронил коробку, которую нес в руках. Разбитая посуда загремела на весь вокзал. Это позволило мне отвести взгляд, а когда я снова повернулась, парень бесследно исчез, словно его и не было…
А может, и правда не было?..
Я потерла замерзшие руки, это-то при тридцати градусах тепла, и отправилась к кассе. Истеричная кассирша проорала в микрофон что-то нечленораздельное. Не знаю, понимает ли кто их безумный «акцент»… Протянув тысячную бумажку, я надеялась, что именно это имеется ввиду. Она пробурчала еще нечто адски загадочное, и протянула мне билет и сдачу.
До отправки поезда у меня было пятнадцать минут, но я не хотела шататься по набитому вокзалу, и вышла на перрон. На втором пути уже стоял поезд, и я отправилась искать свой вагон. В это время, дама по громкоговорителю, сообщила, что нумерация моего поезда начинается с головы состава.
— Вы не расслышали, откуда начинается нумерация? — спросил меня пожилой мужчина, тоже искавший свой вагон.
Он тянул за собой старый потертый чемодан на колесиках. Одного колеса не хватало, и ему приходилось все время следить за равновесием, это доставляло мужчине массу неудобства.
— С головы состава, — повторила я реплику из громкоговорителя.
— Значит в конец, у меня десятый, — определился мужчина, сняв запотевшие очки, и потер их об уголок цветастой рубашки, — А вам тоже туда?
— Да, у меня одиннадцатый.
— Подождите, как одиннадцатый? Кассир сказала, что десятый последний, — спохватился он, цепляя очки, на нос.
— Может, он прицепной? — пожала я плечами, и направилась дальше.
— Откуда прицепной?.. — бурчал себе под нос мужчина, двигаясь к своему вагону, — Кто его цеплять будет, скоро отправляемся уже…
Я ближе и ближе подходила, к хвосту вагона, девятый, десятый, а вот и одиннадцатый. Странный он какой-то. Меня передернуло, казалось, что над вагоном нависло что-то нехорошее, хотя внешне он ничем не отличался от своих собратьев. Отбросив трусливые мысли, я двинулась вперед.
Дверь была закрыта. Я протянула руку, но тут же ее отдернула, почувствовав леденящий холод.
В этот момент, со спины, меня накрыло невидимой, но ощутимой волной. От неожиданности я вскрикнула. Тут же чья-то теплая ладонь зажала мне рот…
— Тихо, прошу тебя. Только тихо… — шептал совсем рядом чужой голос.
Дверь вагона перед нами открылась. В проеме появился мужчина, возраст которого, невозможно было определить. Взгляд темных глаз был недобрым, и это еще больше подчеркивали причудливо изогнутые брови. Фигура слишком худощава, на руках, синюшные вены. На фоне серовато-бледной кожи, это выглядело дико. Да и одет он был, мягко говоря, странно. Черные ботинки с длинными носами, желтые вельветовые брюки-дудочки, серая рубашка и черный жилет в клетку.