Хранители пути
Шрифт:
– Скорее, козу отпущения, – обронил колючие слова в густой ворс ковра пожилой толстяк, прильнувший к двери другим, непострадавшим пока еще ухом.
– Александр Евстигнеевич! – неожиданно и совершено некстати ответил ему приятный женский голосок. Толстяк вздрогнул почему-то одним животом и поспешно отошел от двери в сторону стоящего в центре приемной дивана.
– Я здесь, – отозвался он, в скорбной позе опытного мыслителя усевшись на сдержанно зеленеющий велюр дивана. Взгляд глубоко и надолго погрузившегося в себя человека напрямую не встретил вошедшую в комнату изящную девушку. Но сразу поймал ее в обширные сети поля периферийного зрения. Не покидая образа философской озабоченности, Александр Евстигнеевич мгновенно отметил и винтажное платье новоприбывшей, и ее блекло-русые волосы, собранные на затылке в ретро-пучок, и нервно теребимый в руках внушительный ридикюль. Усилием воли мужчина сдержал поползшую было вверх бровь: здоровенная сумка
– Александр Евстигнеевич! – стараясь привлечь внимание толстяка, с легким напором повторила винтажная девушка, направляясь к оккупированному дивану. – Вы не видели Веронику? Мы хотели обсудить с ней порядок выступления на субботнем концерте. Ребята заняты на репетиции и попросили меня спросить Веронику…
Не успев закончить фразу, она взмахнула гигантской сумочкой, инстинктивно стремясь отмахнуться от надвигающейся на нее беды.
Дверь в конце комнаты с демонстративным шумом распахнулась и оттуда медленно вышла, а скорее – выплыла черноволосая молодая женщина, вытирая большие красивые глаза явно мужским носовым платком. В ее взгляде сквозило нескрываемое торжество. Слезы, наполняющие глаза, не только не скрывали их выражение, но напротив, служа увеличительной линзой, преподносили его окружающему миру в отталкивающей совокупности мельчайших деталей. Увидев в приемной винтажную девушку и пожилого мужчину, брюнетка сморгнула, застигнутая врасплох, и в следующий миг подверглась таинственной метаморфозе. Александр Евстигнеевич непроизвольно передернул плечами: он так и не смог смириться с молниеносностью данных трансформаций, зрителем которых он становился неисчислимое множество раз. Ощущение, что в теле этой дамочки обитает сразу несколько личностей, не покидало его никогда. И также никогда он не мог перебороть растерянность, мучительно испытываемую им при наблюдении за уходом одной и появлением другой ее персоналии. Действительно ли она была сумасшедшей (но отнюдь не дурой) или же просто являла миру высшую одаренность гениальной актрисы – Александр Евстигнеевич так и не определился с ответом. Но точно знал одно: искренне полюбить эту женщину так трудно, что почти невозможно.
Боль от несправедливо попранной добродетели разливалась из бездны невыплаканных слез, стоявших в ее взгляде и грозивших безжалостно утопить в ней всех виновных и им сочувствующих.
Красный от негодования Амадео, тенью надвигающейся грозы возникший за ее спиной, шумно отдувался от пережитого и грядущего напряжения. Молнии, мятущиеся в его глазах, искрили в окружающее пространство. Предгрозовая тишина нависла над окаменевшем в деланном раздумье толстяком на диване и винтажной девушкой, одинокой белой березкой в поле принявшей на себя первый удар штормового ветра.
– Что вы себе позволяете! – раскат начальственного рыка привычно не застал врасплох никого, но, как всегда, заставил содрогнуться каждого. – Завидовать и оскорблять человека только за то, что она хорошо спела! Лишать ее возможности творческого выражения! Пакостить за ее спиной, а потом плевать ей в лицо гадости!!! Да еще своевольничать за МОЕЙ спиной! Кто позволил решать – кому выступать, а кому нет?! Это я здесь решаю!!! Всех штрафую на пятьдесят процентов от гонорара! И чтобы живо все извинились перед ней. Где остальные? ГДЕ?!
Свирепый взгляд тигром бросился через приемную и за шкирку выхватил из спасительного диванного уюта обомлевшего Александра Евстигнеевича, кинув его на передовую развернувшейся битвы.
– Всех сюда! Живо!
Пожилой мужчина как-то невообразимо быстро вернулся в активное состояние бытия и полупрозрачной тенью исчез за другой дверью, провожаемый сомнительными аплодисментами – растерянно хлопающими ресницами побледневшей винтажной девушки.
– А ты что стоишь как вкопанная! – повторный начальственный рык отнюдь не придал девичьему лицу большей осмысленности, но попытка не осталась без результата – девушка заморгала еще старательнее, силясь осознать происходящее. Возможно, усиленное хлопанье ресницами улучшает мозговое кровообращение, кто знает? Зачем-то ведь она это делала…
– Сказано – извинись перед Вероникой, живо! – огромная ладонь Амадео бережно накрыла мелко подрагивающие плечи черноволосой красотки.
– Да это она, она их надоумила объявить мне творческий бойкот и написать эту гадость, ОНА!!! – комки яростной жалости к себе срывались с искривившихся от гнева губ и раскаленной картечью летели в сторону беззащитной в своей растерянности соперницы. – Анжелика, зачем ты это сделала? Ведь ты моя подруга! – метнув в лицо «негодяйке» заветное обвинение,
– Я?! – неожиданно для себя обнаружила собственное активное присутствие винтажная Анжелика, чья защита растерянностью была полностью уничтожена безжалостной атакой Вероники. – Ты о чем? Я ничего тебе не писала! Мы тебя уже два часа ищем. Надо согласовать план выступлений для предстоящего концерта.
– Каких выступлений? Какой план? – Амадео закрутил головой, продолжая удерживать обеими руками и не пытавшуюся вырваться из его объятий Веронику. Лишенный возможности жестикулировать, он соображал медленнее, чем обычно. – Вы же ей написали смс-ку, вот… ну, вот же… – обшарив руки хлюпающей носом красавицы в поисках телефона, он отсутствующим взглядом уставился на Анжелику. – А, ну да… она же его разбила…
Отстранившись от своей протеже словесно, Амадео безо всякого труда перенес созданную им дистанцию на физический план. Крупными неспешными шагами он вдумчиво измерил пространство между враждующими женскими особями и остановился в стороне от них, образовав вершину равностороннего треугольника. Спокойная суровость взгляда, которым он сцепил в одну связку разобщившихся было девиц, предвещала полноценную взбучку.
– Вы не имеете права принимать решения о выступлении или его отмене, равно как и о содержании концертной программы. Вы нарушили условия договора. Я ваш продюсер, и я один решаю, когда, как и с кем вам выступать! Дисциплина – залог вашего развития. И только под моим руководством!
– Мы ничего такого не писали ей! – принимая цвет молодой березовой коры, одними губами прошептала винтажная девушка. – Как бы мы могли!
– Это она написала! Это с ее номера пришло! – с испуганной злобностью прищемленной за хвост вороватой кошки прошипела Вероника и, скользнув быстрым оценивающим взглядом по каменному лицу Амадео, вновь разразилась потоком истерических слез. – Я убью себя! Они подлые люди! Вы мне не верите! Она все врет! Они хотят меня изжить!
Обычно деревья падают, будучи не в силах противостоять порыву шквального ветра, или же попросту гибнут от руки человека. Огонь тоже не шибко щадит их внешне неподвижные жизни. Но бывает, что дерево, старое или молодое, теряет должное ему жизненное равновесие и валится на землю безо всяких на то видимых причин. Внутренняя слабость существа в этих случаях оказывается сильнее его внешних врагов. Винтажная девушка за несколько мгновений развернувшейся бури абсолютно вся (включая платье и ридикюль, полинявшие из жизнеутверждающих красок в невнятную пастель прямо на ней) приняла цвет первого, невинно чистого снега и без единого признака деятельного сознания плашмя рухнула на укрытый ковром пол. В отчаянной попытке подхватить ее падающее тело, Амадео прыгнул вперед, но столкнулся с непредсказуемостью возникшего на пути препятствия. О, сколь часто именно нежданные мелкие препятствия рушат тщательно построенные планы и долго лелеемые надежды! Споткнувшись о лежащий на ковре ридикюль, в попытке сохранить ускользающее уже от него равновесие, широко, как степной орел крыльями, он взмахнул длинными мускулистыми руками… Интересно, что в развороте происходящих с кем-либо перемен препятствием может оказаться любой объект, оказавшийся рядом не вовремя. Или – наоборот, вовремя… И если одно затруднение способно изменить курс личной или общечеловеческой истории, то другое, попадая под уже измененный курс субъекта истории, меняет собственное положение. Как правило, это изменение сугубо принудительно и зачастую весьма болезненно. Запланировавшая совсем иное развитие событий, уповавшая на защитные действия со стороны начальника, Вероника не ожидала, что его недюжинная сила развернется против нее самой. Уж она-то как никто другой знала сильные и слабые стороны шефа и не впервые ловко им манипулировала… Или, по крайней мере, думала, что манипулирует… Но иногда уверенность в том, что мы можем управлять внешними по отношению к нам процессами и силами, превращается из демонстрации своих превосходящих возможностей в фарс глупой самоуверенности. Последствия, увы, предсказуемо печальны…
Удар в нос, никак не ожидаемый ею в данном контексте, смешал все карты, отключив их владелицу от восприятия поля игры. Без единого звука Вероника свалилась… нет, не на пол, а на мирно лежащую на нем недвижимую Анжелику. Крест, образованный двумя телами недавних соперниц, был утвержден в своем существовании мощным третьим дополнением в виде Амадео, вбившим в его сердцевину неоспоримый авторитет своего присутствия. Подчиненный может что-то пропустить, начальник же – никогда. Понятное дело, что из всех троих только Амадео увидел, как в широко распахнувшуюся дверь вбежал вспотевший и красный его секретарь, Александр Евстигнеевич, подталкиваемый в спину взволнованной толпой приглушенно гомонящих юношей и девушек. И если аплодисменты являются высшей степенью одобрения зрителями развернувшегося перед ними действия, то гробовая тишина, наползающая на профессиональную или импровизированную сцену, свидетельствует совсем об ином к нему отношении…