Хранители смерти
Шрифт:
Тут сыщик увидел и самого создателя этих красочных полотен. Вячеслав Могильный оказался высоким худым человеком лет тридцати пяти, с черными волосами до плеч и острым взглядом голубых глаз. Он неподвижно стоял посреди своей мастерской, не двинулся навстречу гостю, не сделал ни одного шага. Гуров подошел к художнику и представился. Могильный не стал протягивать гостю руку, только коротко кивнул и показал на два стула, стоящие по разные стороны от старого, заляпанного краской стола. С момента появления гостя он не произнес еще ни одного слова, он
– Прежде всего я хочу рассеять одно заблуждение, которое вы высказали по телефону, – начал Гуров. – Это заблуждение касается причины гибели Игната Бушуева. Следствие установило, что он не выпал из окна самостоятельно, а ему кто-то «помог». Стало быть, произошло убийство. И я это убийство расследую.
Уверенное выражение на лице Славы Могильного враз исчезло. Теперь оно выражало растерянность.
– Игнат был… убит?.. Это… это невероятно! Но… кто?..
– Вот это я и хочу выяснить. И в связи с этим у меня к вам обычный вопрос: где вы были и что делали в тот день, когда погиб Бушуев?
Художник растерялся еще сильнее.
– Я не помню! – воскликнул он. – А когда это случилось?
– Четырнадцатого марта этого года, – сообщил ему Гуров. – Не так уж много времени прошло. Постарайтесь вспомнить, где вы были в тот день.
Вячеслав Могильный надолго задумался. Потом медленно покачал головой.
– Нет, не могу вспомнить, – признался он. – Скорее всего, я был здесь и работал, как сейчас. Но я не могу утверждать это с полной уверенностью.
– Допустим. Вы с Бушуевым часто встречались?
– Ну, не каждый день, но достаточно часто. Каждую неделю точно.
– У него или у вас?
– Чаще у него или у Закатовского. Сюда он не приходил, кажется, ни разу. Или, может, один раз.
– Где именно у него – дома или в мастерской?
– И там бывало, и там. Но чаще я заходил к нему в мастерскую.
– Когда вы к нему заходили, вы встречали кого-нибудь?
– Встречал, разумеется.
– Кого именно?
– Чаще всего Лешу Прянчикова, Володю Соломина. Еще девушек – Катю, Люду.
– А других людей видели?
– Да, конечно, приходили всякие поклонники. Кто-то хотел купить у него картину, кто-то хотел завести знакомство.
– Вот эти люди меня интересуют прежде всего. Постарайтесь их вспомнить.
– Это как раз самое сложное. Я почти никого из них не знаю. У нас не было принято, чтобы Игнат представлял своих гостей… Хотя постойте, я кое-что вспомнил! Помню одного мужчину, пожилого такого. Кажется, он какой-то ученый, где-то преподает…
– Вы об этом человеке говорите? – Гуров показал художнику фотографию востоковеда Федора Овчинникова.
Могильный мельком взглянул на фото и сразу кивнул:
– Да, он! Но я не знаю, как его зовут.
– Этого человека звали Федор Терентьевич Овчинников. Он тоже был убит.
– Убит? – изумился художник. – Так у нас не только Игната убили?
– Нет, не только, – подтвердил Гуров. – Поэтому мне хотелось бы, чтобы вы напрягли
И снова Вячеслав Могильный задумался. В конце концов последовал ответ:
– Пожалуй, я могу насчитать четверых. Но назвать не смогу – не знаю их имен.
– Имен вы не знаете, – задумчиво согласился Гуров, – но ведь вы художник. У вас профессиональная память на лица. Вы сможете нарисовать портреты этих людей?
– Отличная мысль! – воскликнул Могильный. – Надо же, полицейским тоже приходят в голову удачные мысли! Сейчас, сейчас…
Он порылся в столе, в шкафу, достал большой лист ватмана и карандаш, сел за стол и в течение двадцати минут быстро рисовал. В конце поглядел на получившиеся рисунки, скривился, добавил еще несколько штрихов и протянул сыщику готовый лист.
Гуров взглянул на ватман и поразился таланту хозяина мастерской. Он никогда не видел людей, которых изобразил Могильный, и не мог сказать, похожими ли получились портреты, но они явно отличались один от другого. Каждый человек, изображенный на листе ватмана, обладал яркой индивидуальностью, его нельзя было спутать ни с кем другим. «А ведь именно в этом беда большинства наших фотороботов, – подумал Гуров. – Как ни стараются свидетели, все их портреты похожи один на другой».
Он еще раз оглядел людей на рисунках. Здесь были трое мужчин и одна женщина. Женщина первой привлекла его внимание. Она была не такой уж молодой – лет под сорок, – но на лицо довольно миловидной. Самым характерным в ее внешности был взгляд – очень цепкий, твердый. «Такая дама вполне могла бы вытолкнуть художника из окна и похитить картину Закатовского».
Мужчины получились менее выразительными. Один помоложе, интеллигентного вида: в очках, с небольшой залысиной, с грустным выражением лица. Двое других были постарше.
– Спасибо вам большое, – поблагодарил художника Гуров, аккуратно складывая лист ватмана. – Надеюсь, эти портреты помогут в поисках убийцы. Они очень выразительны. Вы прекрасный портретист!
Очевидно, Вячеслав Могильный не был избалован комплиментами – слова сыщика явно пришлись ему по душе. Он улыбнулся, и лицо его сразу изменилось и стало более привлекательным.
– Ну что вы, никакой я не портретист! Я считаю себя жанровым художником, следую традиции Константина Евгеньевича. Хотя Игнат не считал меня учеником Закатовского – дескать, краски у меня не те, да и сюжеты тоже. Если хотите, я вам покажу некоторые работы…
В планы Гурова не входило любование картинами свидетеля, но ему не хотелось обижать хозяина мастерской, который постарался ради него.
– Конечно, покажите! Только у меня не так много времени…
– Я вас не задержу, – заверил его Могильный. – Всего лишь несколько картин! Вы говорите о моем мастерстве в изображении лиц – вот я вам и покажу несколько портретов.