Хребет Индиго
Шрифт:
Я сделаю остановку после того, как отвезу Бриггса домой. И проведу дополнительные исследования о происхождении этой сумочки.
— Вы сначала нашли сумочку или кошелек? — спросила я.
— Кошелек. Он лежал прямо посреди моей обычной тропы. Я чуть не наступил на него.
— А где была сумочка?
— В кустах метрах в тридцати от меня.
— На тропе?
Он кивнул.
— Да.
В голове у меня все крутилось, возможности и сценарии мелькали, как в стробоскопе. Не было никакой причины, по которой он должен был найти оба предмета так близко
Бриггс мог лгать, хотя его признание только усиливало подозрения. Более правдоподобной была бы ложь о том, что сумочку он нашел много лет назад, а бумажник — совсем недавно, причем в совершенно разных местам.
Если предположить, что это правда, то почему они были вместе?
Может ли это быть частью схемы самоубийств? Может быть, кто-то из детей начал это как символ, чтобы оставить что-то после себя. Но в этом не было никакого смысла. Сумочка была в слишком хорошем состоянии, если она действительно принадлежала Хармони.
И после Лили мы все обошли окрестности в поисках улик. Я потратила несколько часов на поиски ее туфель. Причина, по которой я их не нашла, скорее всего в том, что Бриггс опередил меня. Но ни сумочки, ни кошелька я тоже не нашла.
Кто еще был на этом хребте?
— Ваша тропа хорошо известна? — спросила я.
— Не очень.
— Вы нашли сапоги в том же районе?
— Нет. Они были ближе к моей хижине, в поле. Я бы, наверное, не заметил их, если бы не скопление полевых цветов, и я остановился, чтобы сорвать пучок.
Мне нужно было обследовать оба места. Может быть, там было что-то еще оставлено. Может быть, там было что-то еще.
— Тропа, где вы нашли это. — Я указала жестом на кошелек и бумажник. — Это та тропа, которая ведет к обрыву? Та, что у дороги?
— Нет, они разные. По моей тропе можно добраться до обрыва, но это долгий путь. В двухстах ярдах от обрыва есть тропинка, ведущая к той, о которой ты говоришь. Я редко ей пользуюсь, потому что иду выше.
Пути крутились в моей голове, как лапша спагетти, пока я пыталась представить себе, о чем он говорит.
— Есть ли карта, на которой все это показано?
— Нет, но я могу набросать свою.
Я открыла ящик стола и достала блокнот и карандаш, затем протянула их Бриггсу.
Пока он рисовал карту, я изучала его лицо.
Был ли он виновен? Сделал ли он это?
Я задавала эти вопросы раньше, на разных допросах.
Однажды я допрашивала мужчину, которого обвинили в изнасиловании женщины в переулке за баром в центре города Бозмен. Он был так сговорчив. Казалось бы, такой невиинный. Он был так расстроен случившимся, потому что жертва была его знакомой по колледжу. И все же он сделал это. Он смотрел мне в лицо и клялся, что не имеет к этому никакого отношения.
Мне было свойственно верить, что в большинстве людей есть что-то хорошее, но этому сукиному сыну я не верила ни на секунду. ДНК подтвердила мои инстинкты.
Это его рук дело?
В случае с тем ублюдком — да.
С Бриггсом? Нет.
Если бы не было сомнений в его умственных способностях, было бы гораздо легче принять решение. Но что, если бы он совершил что-то ужасное и даже не мог вспомнить, как это сделал? Что, если бы он отправился в поход и столкнулся с девушкой, которая шла не по той дороге? Что, если бы он стал с ней жестоким?
Что, если он был жесток со своей женой, и Фрэнк был прав, что он оттолкнул ее? Или что, если Гриффин был прав насчет Фрэнка, и все это просто сплетни, которые распускают враги в маленьком городке?
Истина, вероятно, находилась где-то посередине и была спрятана для меня.
Бриггс закончил свой набросок и протянул мне блокнот. Карта была простой и лаконичной. Он обвел район, где нашел сумочку и бумажник. Он отметил место, где нашел ботинки. Судя по тому, как он нарисовал карту, у девушек не было причин идти по его следу. Если бы они припарковались на дороге и пошли по той же тропе, по которой пошла я, чтобы осмотреть местность, они не должны были даже близко подойти к тому месту, где Бриггс нашел сумочку и бумажник.
Если только он не лгал.
Бумажник якобы был у него несколько дней. Он слышал о смерти Лили Грин. Почему он сразу не принес его?
— Вы заглядывали в бумажник? — спросила я.
— Нет, я… Я собирался. Потом я вроде как забыл об этом. — Он потер затылок. — После пожара.
— Сумочка в хорошем состоянии. — Я указала на неё. — Не похоже, что она долго пролежала на улице.
— Скорее всего, нет. Такая кожа испортилась бы под весенним ливнем.
Либо она была у него дольше, чем он утверждал. Либо кто-то положил эту сумочку на гору вместе с кошельком. Да, и то, и другое могло принадлежать Лили. Но даже в этом случае она умерла в начале прошлого месяца. После ее смерти прошли дожди. Сумочка и кошелек должны были быть в худшем состоянии, если они находились на улице с июня.
Был шанс, что их укрыли от непогоды, может быть, в тени под деревом. Предположим, что кошелек принадлежал Лили. Предположим, что она пошла не по той тропе. Предположим, что она выбросила сумочку и кошелек в сторону, прежде чем отправиться к обрыву.
Слишком много предположений.
— Вы не видели никого, кто бы в последнее время гулял в этом районе?
Бриггс покачал головой.
— Это частная собственность. Единственный человек, который регулярно туда ходит, это я.
— Вы уверены?
Он посмотрел мне в глаза, и в его взгляде появилось понимание.
Если бы были доказательства чего-то зловещего, он был бы моим главным подозреваемым. У него были средства. Возможность. Не хватало только одного надежного элемента — ключевого элемента — мотива.
Нарушение границы было слабым, но возможным вариантом. Может, он увидел кого-то на своем ранчо и впал в ярость.
Это было тонко.
Я ненавидела тонкости. Обычно это означало, что я что-то упускаю.
Беспокойный шум в моей голове начинал кричать так громко, что хотелось заткнуть уши.