Хребет Мира

Ветер Андрей

В начале сентября наступило резкое похолодание. Люди пришли в изнеможение от бесконечного ветра и дождя. Авторитет боевых вождей заметно упал. Мне казалось, что один Жозеф, вечно размышляющий о чём-то и успокаивающий других, пользовался не меньшим уважением, чем в былые дни. Он оставался непоколебимой скалой, на которую опиралось племя. Он был чуток и мягок, он успевал появиться повсюду, никогда не повышал голос, ничего не требовал, а лишь советовал. Он высказывал своё самое сокровенное, и потому его слова трогали людей.

Как-то раз отряд Проткнутых Носов, охранявший колонну сзади, различил в мутном влажном воздухе множество всадников. По очертаниям

было понятно, что это индейцы. Подпустив незнакомцев поближе, Проткнутые Носы увидели перед собой Банноков. Эти аборигены некогда находились в тесных дружеских отношениях с Проткнутыми Носами, но теперь вызвались помочь армии. Они издали клич, вскинули винтовки, и по долине рассыпался треск выстрелов.

— Стойте! — закричал им Лопнувшая Тетива. — Мы не хотим драться с вами! Давайте поговорим и покурим вместе! Или уезжайте прочь! Что мы вам сделали? Мы не причинили вам никакого зла! Мы всегда оставались верными нашей дружбе, а вы подняли оружие против нас! Поворачивайте обратно!

К моему величайшему удивлению, преследователи потоптались недолго на месте и исчезли в тумане, прекратив стрельбу. Я так и не сумел понять, что заставляло дикарей браться иногда за оружие, вступать в схватку и вдруг уходить с поля боя, когда ничто особенно им не угрожало.

Вскоре Жозеф прознал, что к солдатам присоединились скауты из племени Ворон, и возмущению его не было предела.

— Я не понимаю, как Вороны могли решиться встать на сторону солдат! — переводил мне Лопнувшая Тетива слова вождя. — Они пошли драться против своих лучших друзей! Некоторые из наших людей помогали Воронам сражаться против Сю всего несколько зим назад. Теперь они открыто предают нас! Моё сердце скорбит. Мои уши не желают больше слышать о Воронах…

Убедившись, что Вороны оказались ненадёжными союзниками, вожди приняли решение немедленно покинуть их территорию.

Колонна упорно двигалась дальше, невзирая на все препятствия. Подступив к горной гряде Абсарока, мы узнали, что на нашем пути появились новые солдаты. Гряда Абсарока представляла собой гранитный барьер с тридцатью скалистыми вершинами, вздымавшимися на десять тысяч футов. Где-то на этих уступах стояли люди в военной форме, поджидая нашу колонну. Позади, словно голодные волки, наседали кавалеристы генерала Ховарда.

Вожди провели неторопливое совещание, разработали какой-то хитрый манёвр и сумели обманным движением увлечь солдат со своего пути в сторону, уйдя тем временем по узкому ущелью. Если бы я не находился среди Проткнутых Носов, то никогда бы не поверил, что такая масса всадников сможет ускользнуть. Каньон был похож на трещину, стены которой сходились так близко друг к другу, что две лошади с трудом могли протиснуться туда одновременно. Переход был труден, но мы все ушли.

Опять на пути встречались ранчо, и мои дикие спутники безжалостно уничтожали их. Всё чаще встретившимся белым людям приходилось вступать в бой и оставаться лежать на сырой земле. Всё суровее становились Проткнутые Носы.

Возле Каньонова Ручья нас настигли кавалеристы, но Проткнутые Носы не прекратили движения. Женщины с детьми и старики продолжали скакать вдоль русла между крутыми берегами, а часть мужчин под предводительством Зеркала образовала арьергард и открыла огонь по приближавшимся синим всадникам. Наступающие кавалеристы спешились и вынуждены были пробираться вперед на полусогнутых ногах. Индейские всадники носились по устью каньона туда-сюда, будто разбросанные горошинки. Некоторые укрылись за камнями и вели неторопливый прицельный огонь.

Находясь

в задних рядах отступающих, я получил прекрасную возможность увидеть, как солдаты легко сбились в кучу и спешились. Насколько я могу судить о тактических приёмах, кавалеристам нечего ввязываться в пешую атаку. Это было явной ошибкой. Очень скоро на месте боя осталось лишь два или три индейца, догнавших нас позже, но эта жалкая горстка снайперов удерживала солдат до наступления вечера [4] .

День ото дня близ лагеря появлялись индейцы-Вороны, и всякий раз из табуна Проткнутых Носов исчезали лошади. Белая Птица и Зеркало яростно ругались, но не решались ввязываться в драку с недавними друзьями, хорошо зная их боевую выучку. Одного из Ворон удалось захватить, и Проткнутые Носы подвергли его нещадному избиению плётками. Они не убили его, нет. Они лишь зло посмеялись над пленником и отпустили. Бедняга еле ковылял на раскоряченных ногах, брёл без оглядки, униженный, окровавленный.

4

Прибывший на место сражения генерал Ховард вспоминал: «Место было ужасным — полынь, грязь и узенький ручеёк с мутной водой, и этой воды было так мало! Мёртвые лошади валялись повсюду вместе с другими свидетельствами сражения. Несколько раненых и убитых тоже находились там. В дополнение ко всему над землёй дико метался пронзительный ледяной ветер, от которого негде было укрыться. Если что-то может заставить человека ненавидеть войну, то представшее предо мной зрелище относилось к этой категории».

Я испытал сильную обиду, глядя на побитого дикаря. Волна жалости захлестнула меня, я даже решился забрать одного коня из табуна и догнать хромающего индейца, чтобы вручить ему лошадь. Но, отправившись за ним, я встретил совершенно другого человека.

Из еловых зарослей на склоне холма ко мне выехал Юджин Сэмтон. Он сидел в седле и смотрел на меня, не подозревая, что бородатый всадник перед ним — Лэсли Грант. Сам он был привычно выбрит и одет весьма опрятно, несмотря на походный образ жизни.

— Приветствую вас, сэр! — крикнул он мне, спускаясь медленным шагом по склону. — Вы здешний траппер? Чёрт меня подери, если я не заплутался в этих горах. Я присоединился к гражданскому ополчению и участвую в погоне за мятежными краснокожими. Слышали про таких? То-то…

Я таращился на него и ощупывал ремень, на котором висел карабин за моей спиной. Весь мой надуманный героизм как ветром сдуло, пока я наблюдал за Сэмтоном. Он был ещё достаточно далеко от меня, но я уже чувствовал, что страх начал сковывать меня. Я вспомнил кулак Юджина, кислый привкус во рту после удара, безумные глаза моего недруга. У меня в горле что-то задёргалось.

— Не опасайтесь меня, сэр! — крикнул он, видя, что я взял в руки карабин. — Я еду вместе с отрядом волонтёров, но слишком вырвался вперёд. Нетерпение, знаете ли… страсть охотника… Здесь где-то совсем близко прошли краснокожие, наши скауты обнаружили их следы.

Он подъезжал всё ближе и ближе, и я чувствовал, как руки мои начали подрагивать. Мне, конечно, следовало выстрелить в тот момент, не выжидая, но я медлил. Я боялся. Я не умел убивать. Не та у меня закваска.

— Что скажете, мистер? — Юджин находился совсем близко. Я различал тиснение на широком кожаном ремне вокруг его талии, где был прилажен крупный «кольт». Вот уже видны стали брызги на его щеке.