Христианство на пределе истории

Кураев Андрей Вячеславович

Но уж больно характерен для нашего сегодняшнего умонастроения вот такой эпизод. Это было в одном из северных сибирских городов. Женщина, которая продает книжки в местном храме, посетовала на сектантов: «К нам в храм часто заходят протестанты и, конечно, они нападают на наши иконы. Бывает, что в храме я одна, – так они ко мне пристают со своими нападками. Я, как могу, защищаю наши иконы, – а они мне почему-то не верят. А я им рассказываю, что иконам мы кланяемся потому, что так Спаситель повелел. Ведь Христос Сам создал первую икону, когда плат со Своим ликом подарил царю Авгарю. А они мне заявляют, что в Библии об этом, дескать, ничего нет. Разве ж они правы? Как с ними спорить-то?» Смотрите: это ведь несомненно одна из самых сознательных и грамотных прихожанок – раз она приставлена к книжкам. Эти вопросы она слышит неоднократно. И она понимает, что от ее ответов зависят судьбы многих людей. И книжки-то нужные у нее под рукой. Но ей и в голову не пришло самой поискать нужную книгу, раскрыть ее и выучить оттуда несколько действительно библейских аргументов в защиту иконопочитания и Православия. Даже ради многих

людей, которые к ней обращаются, она не соизволила потрудиться.

Вот эта наша лень-матушка, что прежде нас родилась, вот она-то нас и похоронит в конце концов.

Корр.: Как Вы считаете, возможен ли новый, Четвертый, Рим, если падение Москвы как Третьего Рима окончательное?

А. К.: «Рим» на церковном языке – это государство, которое не просто возглавляется православными правителями. «Рим» там, где эти правители осознают своим важнейшим долгом защиту Православия во всем мире. Если этот народ ощущает свое вселенское призвание, ощущает свою ответственность за судьбу мирового Православия, – что ж, Рим может быть там, где живет такой народ. Если такое сознание родится у грузин и их правителей, – значит, Тбилиси будет Четвертым Римом. Если оно сформируется на Украине – Киев станет Четвертым Римом. Если у сербов – Белград, если у румын – Бухарест. Теоретически такого поворота событий отрицать нельзя. Но совершится ли он? Это уже область пророчеств, а вы понимаете, что тут я предпочту замолчать.

Корр.: Но ведь период империй, кажется, закончился. Национальному же государству не под силу быть «Римом».

А. К.: Верно, только империя может быть Римом. Но время империй еще не прошло. На наших глазах Америка становится всемирной империей – хотя и не вполне в классической форме. Впрочем, в Римской империи видимость самостоятельных правительств и царств также сохранялась. Но каким бы великим Ирод ни казался своим иерусалимским льстецам, все равно он был лишь вассалом Рима. Так что империи есть и сейчас – вот только православной империи сегодня нет… Может быть, силы традиционно православных народов надломлены. В таком случае слово за миссионерами. Как некогда Кирилл и Мефодий спасли Православие, пойдя из умирающей Византии к варварским славянским племенам, так, может, завтра настанет наш черед посылать свои миссии в иные страны (хотя, по моему убеждению, наш черед настал «еще позавчера», но мы его проспали).

И быть может, всемирная американская империя когда-то станет православной. Во всяком случае, во втором веке надежда на христианизацию Римской империи казалась не менее безумной. А может, те храмы, что мы сейчас строим по Сибири, поспособствуют тому, что со временем китайцы (к которым – почти без сомнения – отойдут сибирские земли в следующем столетии) станут православными. Тогда трудолюбие и дисциплинированность китайцев обогатят вселенскую историю Православия тем, чем не смогли обогатить ее мы. Вспомните слова святителя Николая Японского, сказанные им о китайцах сто лет назад: «Вот народ-то будущего, – величайшего из всех судеб, достававшихся на долю других народов. Великий народ, и теперь бы могущий задавить весь свет, – а как он мирен! Негде жить ему, – а разве он подумал о завоевании Кохинхины, Сиама, Бирманы? Какой же другой народ на свете удержался бы? Из европейских ни об одном и представить себе этого нельзя»[869].

Толковых православных юношей я даже прошу всерьез подумать: стоит ли сразу идти в семинарию? Может быть, сначала следует получить университетское востоковедческое образование? Ведь в следующем веке нам предстоит встретиться уже не с Западом, а с Востоком. В Церкви должны быть люди, заранее готовые к этому. Речь, впрочем, идет не только о Китае и китайцах. Восточные религиозные идеи уже бродят в сознании многих русских обывателей. И поэтому для миссионерства в русской среде уже нужно знать историю и философию восточных религий.

Еще лет двадцать назад люди поражались, если встречали верующего физика: «Как, Вы физик и при этом христианин? Да как же это можно совместить? Ну-ка, поясните!» Точно также сегодня они изумляются, встречаясь с православными востоковедами: «Как? Вы знаете санскрит (китайский, японский…), Вы читаете первоисточники древних восточных учений, Вы знаете восточную мудрость и при этом являетесь не буддистом, а православным? Да разве в Православии есть что-то интересное? Ну-ка, расскажите!»

Так что тех юношей, у кого голова на месте, а в сердце горит желание служить Церкви, я порой прошу принести эту тяжелую жертву: сознательно погрузить себя в мир восточного магизма, оккультизма, язычества ради того, чтобы потом от этой тьмы защитить Россию. Никакие «миссионерские семинарии» тут не помогут. Надо сначала получить серьезное и именно востоковедческое образование – без этого в России следующего поколения миссионеры не смогут достучаться до людей, воспитанных на гороскопах, «мантрах» и «коанах». Миссионеры следующего века должны знать много больше моего – ведь и их оппоненты будут более начитанны в восточно-оккультных премудростях, нежели нынешние дилетанты вроде рериховцев. А я уже сейчас ощущаю, что ни МГУ, ни Академии мне не хватает: запас знаний должен быть большим, чем имеющийся у меня (у меня есть религиоведческое образование, но нет специально востоковедческого).

Если кто-то из священников понял мою озабоченность и разделил ее, – прошу их держать в памяти не только адреса семинарий, но и Института стран Азии и Африки при МГУ, Дипломатического (МГИМО) и Лингвистического университетов…

Впрочем, чтобы моя боль и моя забота стали понятнее, скажу словами святителя Николая, на рубеже XIX – XX веков проповедовавшего Православие в Японии: «А миссионером здесь пока я один, и то частным образом. Да когда же эта, раскинувшаяся на полсвета, семидесятимиллионная Россия

найдет у себя несколько тысяч рублей и несколько десятков людей для того, чтобы исполнить одну из самых существенных заповедей Спасителя. Католичество и протестантство облетели мир. Ужели и здесь Православие ничего не сделает? Нет, не может быть – даст Бог. С этим „даст Бог“ я поехал в Японию, с ним ежедневно ложусь спать и просыпаюсь, для него я семь лет бился над японским языком» (Иеромонах Николай (Касаткин ). Письмо митрополиту Московскому Иннокентию)[870]. Проходят годы, иеромонах становится епископом. Но все равно – одиноким. «О, как больно, как горько иной раз душе за наше любезное Православие! Я ездил в Россию звать людей на пир жизни и труда, на самое прямое дело служения Православию. Был во всех четырех академиях, звал цвет молодежи русской – по интеллектуальному развитию и, казалось бы, по благочестию и желанию посвятить свои силы на дело веры, в которой она с младенчества воспитана. И что же? Из всех один, только один отозвался на мой зов, да и тот дал не совсем твердое и решительное слово, и тот, быть может, изменит. Все прочие, все положительно, или не хотели и слышать, или вопрошали о выгодах и привилегиях службы. Таково настроение православного духовенства в России относительно интересов Православия! Не грустно ли? Посмотрели бы, что деется за границей, в неправославных государствах. Сколько усердия у общества служить средствами! Сколько людей, лучших людей, без долгой думы и сожаления покидают родину навсегда, чтобы нести имя Христово в самые отдаленные уголки мира! Боже, что же это? Убила ли нас насмерть наша несчастная история? Или же наш характер на веки вечные такой неподвижный, вялый, апатичный, неспособный проникнуться Духом Христовым, и протестантство или католичество овладеют миром, и с ними мир покончит свое существование?» (Святитель Николай Японский. Запись в дневнике от 4.3 1871 г. )[871]. «Мне грустно-грустно было, что до сих пор из лавры и Москвы нет тружеников для Миссии и, прикладываясь к мощам святого Сергия, я не мог воздержаться умственно от жалобы: „Буду судиться с тобою пред Господом – отчего не даешь миссионера в Японию“» (Святитель Николай Японский. Запись в дневнике от 30.5 1880 г. )[872]. В конце концов святитель Николай осознает, что понимания и помощи от русского духовенства он не дождется, что при жизни ему не будет дано увидеть рост созданной им миссии. «Знать, так и умру я, не дождавшись помощника и преемника. Так бедно Православие миссионерами! А инославных, – Боже, какое необозримое множество их!» (Святитель Николай Японский. Запись в дневнике от 7.10 1903 г. )[873]. «Протестантский мир в начале двадцатого столетия стоит во всеоружии четырехсот сорока девяти миссионерских обществ со стеною позади них великих церквей и неисчерпаемых источников… Кстати спросить: у нас же что против заграничных язычников? А вот что. В Китае – отец Иннокентий, да и тот еще вернется ли из России, куда вытребован Синодом; в Корее – отец Хрисанф; да в Японии мы, бедные, вдвоем с отцом Вениамином, что ныне в Нагасаки и годен более для русских, чем для японцев. Итого: четыре миссионера. Господи, воззришь ли Ты когда-либо на Православную Церковь „отъяти поношение от Нея?“»[874]. «Вот у них миссионеров не оберешься: куда захочешь и сколько захочешь – с избытком! Должно быть, еще чрез тысячу лет и в Православной Церкви появится сколько-нибудь подобной живости. А теперь она – птица об одном крыле» (Святитель Николай Японский. Запись в дневнике от 14.1 1904 г. )[875]. Тысяча лет еще не прошла. А вот спустя сто лет пришлось посылать миссионеров не в Индию и Японию, а в Россию. Впрочем, и для этого случая их нашлось тоже немногим более четырех[876]…

Да сегодня для обращения китайцев в христианство совсем не нужно ехать в Китай! Они сами просачиваются в нашу Сибирь «мелкими группами по сто тысяч человек». И это – наш шанс. Ведь китайцы, оторванные от родной коммунистической или конфуцианской среды, могут быть более восприимчивы к принятию христианства. Сегодня в каждой епархии уже есть священники, работающие с заключенными, как есть и священники, работающие с университетами. Так почему бы в тех епархиях, где уже есть крупные китайские колонии (это Москва и Сибирь), не вырастить священников-миссионеров, которые знали бы китайский язык, знали бы китайскую культуру, историю, философию и проповедовали бы специально в китайских общежитиях? Неужто не хватит ни дальновидности, ни денег для того, чтобы по несколько юношей послать на учебу в Москву или нанять им репетиторов прямо у себя на месте?

А вдруг это будут не только «колонии»? Вдруг и о Хабаровске или Красноярске придется однажды сказать те страшные слова, что русский поэт-эмигрант Арсений Несмелов (погибший после 1945 года в пересыльной советской тюрьме) сказал о ныне китайском Харбине:

Милый город, горд и строен,Будет день такой,Что не вспомнят, что построенРусской ты рукой.Пусть удел подобный горек,Не опустим глаз;Вспомяни, старик историк,Вспомяни о нас.

Корр.: Как Вы считаете, если падение православного русского царства – Третьего Рима – окончательное, есть ли это знамение близкого конца для всего человечества?

А. К.: Может быть, так. А может быть, это – звонок, возвещающий совершеннолетие православных христиан. Будем учиться ходить без костылей. Будем учиться быть православными не по приказу. Будем учиться защищать Православие своими словами, делами и молитвами, а не с помощью государственной власти. Это время совершеннолетия. Сдадим ли мы этот экзамен на совершеннолетие, зависит от нас.