Христианство: трудные вопросы
Шрифт:
Сергей Худиев
В такой интерпретации народ получается страдательным, а не ответственным субъектом; его «развращают», а не он развращается, а стало быть, ничего со своим развращением поделать не может. Христиане же говорят: а вы не развращайтесь. Вас развращают, а вы не поддавайтесь. Христиане не устают твердить: не пей из этого колодца, козленочком станешь. И человек, который услышал предупреждение, а потом все-таки выпил — действительно виноват сам. Мы ведь живем не в Вавилоне, где порядочная
Ольга Брилева
Любое счастье, которое мы испытываем в жизни, мы получаем от Бога. Других источников нет. Отказавшись от Бога, мы отказываемся от счастья. Отказавшись от счастья, мы напрашиваемся на муку. «Подойди к дементору слишком близко, и очень скоро в тебе не останется ничего светлого, ничего доброго, никаких радостных воспоминаний, ничего» (Роулинг Дж. Гарри Поттер и узник Азкабана). Вот дьявол — это и есть такой супердементор. Вы отказываетесь от Бога — значит, сами отдаете дементору все счастье, которое от Бога получили. Так что ж удивляться тому, что в присутствии дементора Вы будете страдать?
Ольга Брилева
Установить такие правила, чтобы можно было и отвергнуть Бога, и обрести вечную радость невозможно в принципе. Бог и есть вечная радость; существо, созданное для общения с Ним и отвергшее Его, обрекает себя на вечную муку.
Сергей Худиев
«Сначала хлеб, а нравственность потом», — поют герои «Трехгрошовой оперы». Это я к тому, что концепция далеко не нова. Но лично я не настолько молода, чтобы не помнить время, когда хлеб был у всех и притом с нравственностью было туго: общество пронизывала тотальная ложь. Брехтовских героев опровергает пример миллионов бедняков, которые не сделались ни ворами, ни проститутками. Эта концепция как-то годится, чтобы утешить человека уже падшего, но стоит принять ее на вооружение как жизненный принцип — и падение становится просто неизбежным.
Ольга Брилева
Так ведь могли и не последовать. Мне, например, как-то с трудом верится, что эсэсовец, «геройствовавший» в Хатыни или в Треблинке, не слышал в школе на уроке религии заповеди «не убий». Наверняка слышал, но предпочел поверить не Моисею, а Гитлеру. Это был его добровольный и сознательный выбор, и, встань перед эсэсовцем Моисей собственной персоной, он бы точно так же не поверил, да еще и велел бы пророку топать в газовую камеру.
У Евгения Шварца в «Драконе» Генрих пробует оправдаться: «Если глубоко рассмотреть, то лично я ни в чем не виноват. Нас так учили». Ланцелот отвечает: «Всех учили. Но почему ты оказался первым учеником, скотина
И наконец — думаю, что количество праведников и грешников как в гитлеровской Германии, так и в сталинской России нисколько не уменьшилось по сравнению с раскладом грешников и праведников в веймарской Германии и царской России. Просто грех одних и праведность других высветились более ярко, контрастно. Немцы, принимавшие активное или пассивное участие в геноциде, русские и нерусские, участвовавшие в репрессиях, раскулачивании, «голодоморе», не превратились в одночасье в «грешников»: свой выбор между Богом и князем века сего они совершили задолго до того, как этот выбор перед ними встал ребром: вербоваться в СС или нет, голосовать за казнь «врагов народа» или нет, спрятать беглого еврея или выдать его.
Ольга Брилева
Нравственность предполагает свободный выбор: в отсутствие оного нет и самого понятия нравственности. Если все мои физические и ментальные кондиции позволяют мне творить зло, а я его не творю — это нравственность. Если я не творю зла только потому, что у меня удалены лобные доли мозга, — это лоботомия.
Ольга Брилева
Нередко этот вопрос задают в такой форме: почему Бог не сотворил такой мир, в котором никакой поступок не влечет ответственности и не имеет никаких плохих последствий?
Будем помнить, что Бог сотворил человека по образу Своему (Быт. 1:27, 9:6). Это уже предполагает свободу и ответственность человека.
Свобода, о которой мы говорим, — это возможность совершать поступки. Поступок — это выбор (действие или бездействие), имеющий существенные последствия — злые или добрые. Возможность значимого выбора — это возможность любви. Если я не могу совершить значимый выбор, то я не могу и любить, потому что любовь — это совокупность поступков, направленных ко благу любимого. Каждый такой поступок — это значимый выбор. Если нет значимого выбора, то невозможна любовь.
Бог есть любовь (1 Ин. 4:8). Сотворив человека по образу Своему, Бог дал ему возможность любви и, следовательно, возможность нелюбви, то есть возможность избрать зло.
При этом Бог дал человеку и ответственность за выбор — то, что мы называем последствиями. Нравственно неправильное (злое, греховное) поведение влечет (рано или поздно) плохие последствия. Такова воля Божья об этом мире, таким Он сотворил этот мир.
Важно помнить при этом, что Бог, сотворив мир, не остается безучастным к нему и продолжает поддерживать его. Поэтому нельзя сказать, что так называемые «естественные последствия» уже не во власти Бога. Бог может вмешаться, и этим явить свою милость; такое событие обычно называют чудом. Но Бог не вмешивается так, чтобы наши поступки не имели никаких последствий, — такое вмешательство отменило бы свободу человека. Поэтому очень часто Бог предоставляет событиям идти «обычным путем» (и это тоже Его решение). Только Бог знает и определяет меру Своего вмешательства.