Христос и церковь в новом завете
Шрифт:
Первые христиане унаследовали от иудейства эти апокалиптические настроения — жажду вмешательства Бога в историю с тем, чтобы Он разрушил мировое зло и наконец установил Свое Царство:
«Откровение Иоанна показывает, что на закате I века огонь апокалиптического ожидания почти не уменьшился и легко возгорался сильнее, когда перед христианами вставал трудный выбор: подчиниться культу императора или подвергнуться жестоким гонениям» [1051] .
1051
Данн Д.Д. С. 355.
144. Основные особенности апокалиптики
Апокалиптика претендует на обладание некоего знания, сокрытого до определенного времени, но откровенного, т. е.
Речь идет не о причинно-следственных связях между историческими событиями и эпохами, о которых рассуждают историки, а о том, что находится «за» самой историей, что знает только Бог, относящийся к истории не как один из ее участников (пусть и самый могущественный), а как ее Творец и наблюдатель, вмешивающийся только тогда, когда считает нужным.
У Него есть такое знание об истории и ее смысле, которое невозможно вывести из самой истории, каким бы пристальным и квалифицированным ни было наблюдение изнутри нее. Это можно сравнить с пьесой, у которой есть не участвующий в действиях режиссер, но он, конечно, знает ее начало, конец и общий смысл, а зритель может только обо всем этом догадываться и теоретически знать о существовании режиссера. Апокалиптик осознает себя тем особым избранником, с которым Бог делится Своим знанием о смысле и конце истории. Бог допускает его «за кулисы» истории. Другими словами, апокалиптика — это историософия в ее древнейшем виде, хотя и не только историософия.
Как известно, интерес к истории, ее божественному смыслу и действиям Бога в истории первыми проявили библейские пророки. Именно благодаря им Священная история и была осмыслена как история взаимоотношений с Богом, история Завета, протекающая от Исхода к Царству Божию. В этом смысле апокалиптическая традиция стала преемницей пророческой традиции.
Но если пророки искали свидетельств действия Бога в рамках этой истории, то апокалиптики «без сожаления» писали о том, что с историей этого мира будет покончено и начнется новая история, новый век. Оптимизм пророков был устремлен в историческое будущее, каким бы близким или далеким оно ни было, тогда как апокалиптики были крайними пессимистами в отношении этой истории, а весь свой оптимизм веры обращали в будущее «за» историей.
Связь апокалиптики с пророческой традицией заключается и в том, что апокалиптика по сути дела вырастает из пророчества. Зарождение апокалиптического жанра можно отчетливо увидеть уже в книге Иезекииля — пророка Вавилонского плена, т. е. еще в VI веке до Р. Х. Описания видений, которые мы читаем в Иез. 1–3; 37; особенно в 40–48, очень напоминают описания [1052] , встречающиеся в апокалиптике в пору ее расцвета (в указанный выше междузаветный период). Это и неудивительно, ибо разрушение Иерусалима и храма, падение монархии, Вавилонское пленение были той катастрофой, которая, может быть, впервые заставила задуматься израильских пророков над невозможностью спасения в рамках этой истории и устремить свой взор на спасение «за» историей. Иначе говоря, религиозно-политическая ситуация Вавилонского плена во многом соответствует эпохе III–I веков, благоприятной для появления апокалиптических настроений.
1052
См. подробнее Brown R. P. 776-7.
Немаловажно, что св. Иоанн — автор Откр. — не один раз в начале и в конце (см. Откр. 1, 3; 22, 19) определяет свой труд не только как апокалипсис (Откр. 1, 1), но и как пророчество. В самом деле, письма к семи церквам, составляющие первые три главы Откр., носят ярко выраженный характер пророческого увещания, а не апокалиптики.
Метод изложения в апокалипсисах можно сравнить с тем, как спортсмен прыгает в длину. Чтобы прыгнуть как можно дальше, он разбегается на расстоянии гораздо большем, чем длина прыжка. Можно применить другой образ: чтобы как можно точнее рассчитать место падения предмета, т. е. конец траектории, автор изучает всю траекторию [1053] . Так и апокалиптик: сначала он говорит об уже известном прошлом как о будущем, для чего, например, прикрывается каким-нибудь великим именем глубокой древности (Еноха, Моисея, и т. п.), а затем, заручившись авторитетом уже свершившихся
1053
См.: Charpentier E. Pour lire l’Ancien Testament. Paris. 1981. P. 89.
«Этот метод часто позволяет датировать апокалипсисы: момент, в который описание истории теряет точность и аккуратность, и есть момент написания» [1054] .
Откр. написано около 95–100-го года (в эпоху гонений при Домициане), но как бы из ситуации 60-х годов (в эпоху гонений при Нероне) [1055] .
Многие апокалипсисы являются псевдонимными произведениями — они надписаны великими именами древних праведников: Еноха, Даниила, Моисея, Варуха, Ездры, Авраама и др. [1056] (в том числе по только что указанным причинам).
1054
Barrett C.K. The New Testament Background. P. 231. — Цит. по: Данн Д.Д. С. 334; ср. Brown R. P. 776.
1055
См. Charpentier E. P. 105.
1056
См. Collins J.J. Daniel with an Introduction to Apocaliptic Literature. Michigan. 1989. P. 5.
«Все было открыто особым мудрецам, но они молчали... И сами они долго не понимали (см. Дан. 8, 27), так как все должно было произойти намного позже» [1057] .
В этом отношении Откр. является исключением. Автор не скрывается под псевдонимом — он именует себя Иоанном и представляется как свидетель живого Христа. Другой вопрос, что не все библеисты соглашаются с отождествлением Иоанна — автора Откр. с ап. Иоанном Богословом. Однако не только церковное Предание, но и последние открытия в области литературной структуры Откр. говорят о том, что автор Четвертого Евангелия, трех Соборных посланий и книги Откровения — одно и то же лицо.
1057
Rad G. von. Old Testament Theology. v. II, Edinburgh and London. 1966. P. 302.
Апокалиптический язык — загадочный и сложный язык, с помощью которого пересказываются странные, «неописуемые» видения. Это язык символов, которые нужно правильно понять и истолковать. Многие символы получили общепринятое специально-апокалиптическое значение, выработанное в процессе развития традиции.
Например, четвертый, самый страшный зверь в Дан. 7, 7-8 описан так:
7 После сего видел я в ночных видениях, и вот зверь четвертый, страшный и ужасный и весьма сильный; у него большие железные зубы; он пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами; он отличен был от всех прежних зверей, и десять рогов было у него. 8 Я смотрел на эти рога, и вот, вышел между ними еще небольшой рог, и три из прежних рогов с корнем исторгнуты были перед ним, и вот, в этом роге были глаза, как глаза человеческие, и уста, говорящие высокомерно.
Этот зверь символизирует греческую империю, образовавшуюся после завоеваний Александра Македонского. Десять рогов — десять правителей греческой династии на Востоке ко временам написания Дан. (первый рог — сам Александр; второй — Александр Эгус или Филипп Архидеус; третий — Селевк I Никатор и т. д.; десятый рог — Антиох IV Епифан). В 8-м стихе на эту символику накладывается несколько иная: небольшой рог, исторгнувший первые три — это все тот же Антиох IV Епифан, трое предшественников которого умерли насильственной смертью, хотя он и не был причастен к этому [1058] .
1058
См. Hartman L.F., Di Lella A.A. Daniel // NJBC. P. 416.