Христос приземлился в Гродно. Евангелие от Иуды
Шрифт:
— Вяжи самозванцев! — крикнул Пархвер.
Только тут Братчик понял, чем дело пахнет, и начал орудовать крестом. Дрался он с удивительной ловкостью — можно было смотреть и смотреть.
Ни одна из гродненских мечных и секирных школ не учила ничему подобному.
Крутил крест, бил с размаху, колол, подставлял крест аккурат под занесённое для удара древко гизавры [56] , и древко ломалось, как соломинка. Рядом с ним отбивались остальные — Акила с разворотом отбрасывал
56
Гизавра — подобие бердыша.
Уже скрутили всех остальных, уже свалили даже Богдана, продиравшегося к фургону за саблей, а Братчик всё ещё вертелся между нападающими, рычал, делал обманные выпады, дубасил крестом, ногами, головой. Наконец кто-то бросил ему под ноги петлю, и он, не обратив внимания на это, отступил и встал в неё одной ногой. Верёвку дёрнули, она свистнула, и человек тяжело повалился всем телом на крест.
Несколько минут над ним ещё шевелилась людская куча. Затем всё стихло.
Схваченных потащили рынком к замковому мосту.
Как Перун громыхнул — упали за ними замковые решётки.
...Толпа молчала. На площади всё ещё царило замешательство. Пользуясь этим, крёстный ход втиснулся-таки между дерущимися и постепенно начал давить на них, разводя толпы всё дальше и дальше одну от другой. Только-только произошло такое, что драться уже не хотелось, а хотелось обдумывать. Да и мало кто осмелился бы лезть на врага через кресты, хоругви и помосты со статуями. Не дай Бог, ещё святых обидишь.
Народ постепенно начал расходиться. Редели и расплывались толпы. Только что это были два кулака. Теперь — две руки с разжатыми пальцами.
— Это что же было? — недоумённо спросил Зенон.
Дударь и Вестун пожали плечами. Мечник Турай сплюнул.
— Самозванцы, — брезгливо сказал Клеоник. — А гадко это, хлопцы...
— Ну вот, эту гадость сейчас потеребят, — безразлично заметил бургомистр.
— Потеребят, — подтвердил хлебник. — Там, братцы, такие железные раки водятся! Клешни — ого-го!
Клеоник с отвращением поморщился:
— Такие раки всюду есть. Да только самая что ни на есть свинья может этому радоваться да этим похваляться. Не тот палач, кто бьёт, а тот, кто бьёт да куражится.
— Покажут им, покажут, — бубнил хлебник.
И вдруг рыбник рассмеялся. Увидел, что толпа уже совсем разошлась и что нападение на рынок удалось отбить.
— Что? Вот вам и бунт. Не то что при короле Александре, который вас, белорусов, жаловал, Гродно и Вильно любил. Короля нашего зовут Жигмонт!
— А ты не белорус? — спросил Марко.
— А ты проверь, — на том же языке, что и Турай, ответил хлебник. — Посмотри рыси под хвост.
— Так кто же?
— А кто придёт в город, чья сила — того и я, тот и я.
Из замковых ворот вырвался гонец. Подлетел
— Советники-хозяева... В замок идите... Суд будет... Все присяжные, и церковные, и замковые судьи пусть идут.
Бросили свою золотую гурьбу несколько человек в ризах. Поскакал к воротам войт. Начали собираться и советники.
Двое советников пошли последними. Только тут стало заметно, что они пьяны, как сучка в бочке с пивом. Один даже посередине площади встал на четвереньки. Из открытого оконца какого-то дома зазвенел внезапно детский голосок:
— Матуля, они что? Ма, они не умеют? Мамочка, они недавно с карачек встали?
И ответил утомлённый женский голос:
— Ради хлеба, как, скажем, твоя сучка, чего не сделаешь, сынок. Эти с карачек встали. Свинья на коня уселась.
Толпа рассмеялась. Гонец налился кровью, начал горячить коня, пустил его на людей. Но они всё смеялись. И тогда гонец злобно бросил:
— Не слышали мы, думаете, как вы пришествие Христово кликали? У нас всюду уши, мякинные вы головы. Так вот, ни к селу, ни к городу, Христа захотели. Да вам больше нужна корчма, нагайка да тюрьмы для воров. А «Христа» вашего сейчас — порсь!
И провёл ребром ладони по горлу. Снова вскинул коня, развернул, пустил галопом.
И напрасно. Потому что после его слов над людским скопищем повисла ошеломлённая тишина. Тяжело, видимо, ворочались мысли под спутанными волосами, свисавшими на лбы. И эти мысли были такими же тяжёлыми.
— Хлопцы, — подал кто-то голос. — Это он чего такое сказал?
Вестун обвёл глазами Росстань. Кое-где молча стояли кучки ремесленников. Богатые в основном разошлись: нечего было тут делать.
У кузнеца осёкся голос, когда он тихо сказал:
— Хрис-та?
— За палачом поехал гонец, — мрачно обронил Гиав Турай.
Воцарилось молчание.
— Слушайте, — вдруг встрепенулся Зенон, — а может, и взаправду Христа? Может, это они Христа взяли?
Ус рассматривал золотые ладони, словно впервые их видел.
— Зря над полотном смеялись, — проговорил он. — Апостолы, холера на них, так и ходили.
— И вправду рядно, — вздохнула какая-то бабуля. — Грубое. Я-то уж знаю. Сколько того полотна руки мои выткали. Грубое. Апостольское.
Клеоник и Марко иронически смотрели на все эти раздумья.
— Это значит, и мы такие самые апостолы, — съёрничал Марко.
— Не верзи, — оборвал его старый Турай.
Люди думали. Люди не спешили расходиться, хотя оставалось их на площади Росстань совсем мало.
Молчали.
Глава 7
КЛЮЧИ АДА И СМЕРТИ