Хромой из Варшавы. Книги 1-15
Шрифт:
– Почему же?
– О, причина очень проста! У него огромный дом, но он желает еще увеличить его, присоединив к нему мой: ему, видите ли, негде разместить свои коллекции или Бог знает что еще! Как бы то ни было, если он желает составить конкуренцию Лувру, на меня пусть не рассчитывает. Но он этого как будто не понимает, не перестает забрасывать меня настойчивыми письмами, то и дело присылает посредников. Моим людям велено всем отказывать, а Фэррэлса, когда он явился лично, я не приняла...
– Неужели испугались?
– Может быть, может быть!.. Говорят, этот новоиспеченный барон
– Это долгая история, – начал Альдо, запнувшись, и собеседница тотчас уловила нерешительность в его голосе.
– Времени у нас достаточно. Обед в моем доме подают поздно, чтобы покороче казались ночи. Конечно, если у тебя есть причина не раскрывать твоих секретов...
– Нет, нет! – воскликнул Альдо. – Я только хотел бы знать наверняка, что их не услышит никто, кроме вас. Дело весьма серьезное... это связано со смертью моей матери.
На прекрасном лице маркизы усмешка тотчас сменилась внимательным, выжидающим выражением, полным сочувствия и нежности.
– Мы находимся в дальнем конце дома, и могу тебя заверить, что никто не прячется среди моей зелени, но, если хочешь, можно принять еще кое-какие меры предосторожности...
Она извлекла из широких складок своего платья колокольчик, привезенный когда-то из Тибета, и подняла отчаянный трезвон, на который немедленно подоспели Сиприен и Мари-Анжелина, продолжая на бегу выяснять отношения. Г-жа де Соммьер нахмурилась:
– С каких это пор вы являетесь на звонок, План-Крепен? Ступайте читать молитвы или раскладывать пасьянс, но чтобы до обеда я вас не видела. А ты, Сиприен, проследи, чтобы никто нас не беспокоил. Я позвоню, когда мы закончим. Комнату приготовили?
– Да, госпожа маркиза, а Элали на кухне колдует над какими-то особенными блюдами в честь его сиятельства.
– Хорошо... Теперь я готова выслушать тебя, мой мальчик, – обратилась она к Альдо, когда двойные двери закрылись.
Во время этой непродолжительной сцены Морозини принял решение открыться, хорошо зная, с кем он имеет дело. Амелия де Соммьер была благородной дамой не только по рождению, титулу и осанке – подлинно благородна была ее душа, она скорее погибла бы под пытками, чем выдала доверенный ей секрет... И он рассказал все: о том, что обнаружил в спальне донны Изабеллы в Венеции, о своих встречах с Анелькой, и, наконец, о кратком видении, мелькнувшем перед ним под сводами вокзала: сверкающий сапфир на шее юной девушки. Умолчал он только о Симоне Аронове и о нагруднике Первосвященника: это была не его тайна.
Г-жа де Соммьер слушала его, не перебивая, только узнав об убийстве своей ненаглядной крестницы, издала короткий горестный возглас. Она завороженно следила за ходом его рассказа, а когда он закончил, произнесла:
– Мне кажется, я поняла тебя, но скажи откровенно, что для тебя важнее – сапфир или эта девушка?
– Конечно, сапфир, можете не сомневаться! Я должен узнать, как он попал к ней. Она уверяла, что камень достался ей
– Необязательно. Должно быть, она просто верит тому, что сказал ей отец. Нельзя судить так скоропалительно! Но скажи мне вот что: тот клиент, который послал тебя в Варшаву и хотел приобрести драгоценность Монлоров... почему бы ему, вместо того чтобы заставлять тебя ехать через всю Европу, не сдвинуться с места самому? Что могло быть проще, ты не находишь?
Решительно, от нее ничего нельзя было скрыть. Альдо улыбнулся ей своей самой чарующей улыбкой.
– Это старый человек, к тому же калека. Кажется, когда-то, в незапамятные времена, сапфир принадлежал его семье. Он надеялся, что я привезу камень, чтобы он мог увидеть его...
– ...перед смертью? Тебе самому это не кажется странным? Я не первый день знаю тебя, раньше ты не был так наивен. От этого твоего романа за версту разит подвохом. И ради этого Ты готов снова колесить по Европе? Он, понятно, посулил тебе целое состояние, но ты, надеюсь, не попался на удочку?
– Разумеется, нет! – ответил Морозини равнодушным тоном, желая избежать дальнейших вопросов.
Спас его донесшийся из-за дверей негромкий кашель. Маркиза так и вскинулась:
– В чем дело? Я же сказала, чтобы нас не беспокоили!
– Тысяча извинений, госпожа маркиза, – произнес Сиприен, покаянно опустив голову, – но час уже поздний, и я хотел доложить госпоже маркизе, что обед для госпожи маркизы подан. Элали приготовила суфле с головками спаржи, и...
– ...и если мы тотчас не явимся к столу, она этого не переживет. Руку, Альдо!
Они прошли в столовую, расположенную на другом конце анфилады и представлявшую собой копию интерьера готического собора. Тяжелые портьеры из рыжего панбархата скрывали двери, а стен не было видно под множеством гобеленов с крылатыми львами, химерами, людьми в остроносых башмаках... Мари-Анжелина поджидала их, с недовольным видом стоя за стулом, резная спинка которого доходила до ее острого носа. Усаживаясь на свое место, г-жа де Соммьер бросила на нее насмешливый взгляд:
– Не дуйтесь, План-Крепен. Вы нам очень понадобитесь.
– Я?
– Да, вы! Ведь вам всегда все известно... и в первую очередь то, что происходит в нашем квартале. Расскажите-ка нам, какие новости у ближайшего соседа?
Лицо мадемуазель дю План-Крепен под круто завитой желтоватой шевелюрой, придававшей ей сходство с овцой, сделалось кирпично-красным. Она пробормотала что-то невнятное, поковыряла ложечкой поставленное перед ней суфле, попробовала, снова поковыряла, откашлялась, прочищая горло, и изрекла:
– Неужели мы наконец решились заинтересоваться милейшим бароном Фэррэлсом?
У старой девы была причуда обращаться к г-же де Соммьер в первом лице множественного числа. Маркизу это бесило, однако ей давно пришлось признать свое поражение: противник был упорнее, чем могло показаться на первый взгляд. Г-жа де Соммьер смирилась, обнаружив, что заданные в такой форме вопросы дают ей возможность отвечать как подобает царственным особам.
– Нет, но нам известно, что он принимает гостей, прибывших издалека, и мы хотели бы узнать, каковы его намерения в отношении их.