Хромой из Варшавы. Книги 1-15
Шрифт:
— Вот он! — громко объявила она. — Я все-таки его нашла!
Скорбная фигура ожила в один миг. Маркиза выпрямилась, поднялась с дивана и, не в силах вымолвить ни слова, раскрыла гостю объятия, глядя на него глазами, полными слез. Растроганный до глубины души, Адальбер обнял маркизу и сам готов был расплакаться, почувствовав, насколько она хрупка, несмотря на свой высокий рост. Но уже через минуту маркиза, поцеловав Адальбера в щеку, смотрела на него с улыбкой, хотя губы у нее все еще дрожали.
— Как я рада вас видеть, дорогое дитя мое! Вы нам просто необходимы, с вами наша
Мари-Анжелин чихнула, потом вытерла нос и только тогда сообщила:
— Мы встретились совершенно случайно на набережной Темзы, разговорились, но дул такой пронзительный ветер, что мы оба страшно продрогли.
— Так какого черта вы не прикажете принести себе чего-нибудь покрепче! — воскликнула маркиза. — А потом расскажете, что вы там надумали вдвоем в такую отвратительную погоду на берегу зловещей Темзы.
— Честно говоря, мы там были не вдвоем. Вокруг толпилось довольно много народу, — со вздохом сообщил Адальбер, усаживаясь с непринужденным видом в кресло, складывая руки на животе и вытягивая длинные ноги.
— Какого еще народу?
— Полицейские, суперинтендант Уоррен, зеваки, любопытные, в общем, много кого…
— Похоже, наш комиссар Ланглуа все это время не ленился, — проговорила маркиза, взглянув на компаньонку.
И снова обратилась к гостю:
— Мы должны сообщить вам, Адальбер, что позавчера наш добрый друг Ланглуа привез нас в качестве свидетельниц к постели Хэлен Адлер, которая наконец вышла из комы. И она повторила при нас все то, что уже сказала комиссару. На второй день после своего приезда в Париж она купила газету на площади Опера, потому что была потрясена фотографией Торелли: в этой женщине она узнала убийцу, которую видела на «Титанике».
— Скажите, ее свидетельству можно доверять? Она ведь провела несколько недель в бессознательном состоянии, и я не думаю, что ясное мышление восстанавливается в один миг. И потом, с той поры прошло двадцать лет!
— Что за пустяки! Такая красота не забывается. Она тем более поразила Хэлен, что до этого ни разу не видела эту женщину на пароходе. Человек, который с ней путешествовал, никуда ее не пускал. Возможно, в нем говорила ревность, или к появлению красавицы на сцене он задумал приурочить роковой удар…
— Что бы он там ни думал, — подхватила Мари-Анжелин, — а мы вместо того, чтобы поехать в Венецию, как собирались, решили отправиться в Лондон, надеясь избавить вас от того, что вам все-таки пришлось пережить. Дело в том, что в Кале мы пережидали разыгравшуюся бурю и сильно задержались.
Разговор прервал дежурный по этажу, который принес горячий шоколад.
Шоколад был выше всяческих похвал, сладковато-горький, и согревал каждую жилочку. К тому же дегустация шоколада позволила Адальберу подумать, что ему сказать на ту щекотливую тему, к которой они должны были вот-вот перейти. Наконец, со вздохом удовлетворения поставив пустую чашку на стол, он решился прощупать почву. А может, его сам черт под руку толкнул.
— Так вы собирались поехать в Венецию? Думаю, с похвальным намерением склеить разбитое семейство?
— О-о!
Вспыхнув,
— Что это с ней? — поинтересовался Адальбер, уже пожалев про себя, что сделал вид, будто Уоррен ничего ему не говорил.
С его стороны это было проявлением жестокости. Нужно было сразу понять, что суперинтендант не стал бы кормитьего баснями.
Прекрасно зная, что сейчас последует, маркиза де Соммьер обратилась к Адальберу с сочувственной улыбкой:
— Похоже, вы не читали в последнее время французских газет…
Египтолог не успел ответить: злобная Эриния [406] вернулась и кинула ему на колени целую пачку прессы.
— А это что? — грозно спросила она, тыча пальцем в статью на первой странице. — Неужели вы читаете только желтую прессу? Или коварный Альбион собирает сведения о Франции по самым паршивым газетенкам? Здесь, между прочим, все изложено предельно ясно, ведь всем известно, что наш друг Ланглуа не любит шутить. Иначе почему бы у дорогой маркизы глаза стали вполлица?
406
Богиня мести.
Адальбер уже не слушал филиппики План-Крепен. Он одну за другой брал газеты и с жадностью пробегал глазами все, что касалось Альдо.
— Похищены? Но что это означает?
— Спросите у Ланглуа, когда с ним увидитесь. А увидитесь вы с ним очень скоро. А пока верните мне газеты, они еще сослужат добрую службу, — заявила План-Крепен.
— Лиза это читала?
— Вы забыли, что в фашистской Италии прессу держат в узде и все иностранные газеты подвергаются строжайшей цензуре… Если только они вообще появляются.
— В любом случае Лиза очень пострадала, ей тоже нанесли болезненный удар. Какой-то аноним известил бедную женщину о постигшем ее семейный очаг несчастье. И вот для того, чтобы хоть как-то смягчить последствия этого удара, мы собирались поехать и навестить ее.
— Но отправились сначала ко мне? — спросил потрясенный до глубины души Адальбер.
— Нам показалось, что лондонское дело еще более спешное. Теперь нас здесь ничего не держит, мы немедленно возвращаемся в Париж и сразу же едем дальше. Рождество мы встретим с Лизой и детишками.
— Позвольте мне поехать вместе с вами. Втроем мы будем еще убедительнее. Вот только одно путешествие за другим…
— Прибавьте «не для вашего возраста», и я больше никогда в жизни не буду с вами разговаривать, — грозно заявила старая дама.
А План-Крепен добавила с присущим ей ехидством:
— Суперинтендант ведь, кажется, просил вас здесь задержаться? И его французский коллега тоже хочет с вами потолковать. А это все время, время… Тогда как мы с маркизой очень торопимся!
— Но не до такой же степени! К тому же вы можете приехать в Венецию, а дома никого нет. Я буду удивлен, если, переживая такие неприятности, Лиза не уедет в Вену, под крылышко к своей бабушке. Во всяком случае, на праздник, который она любит больше всех других. Разве я не прав?