Хроника лишних веков
Шрифт:
– Спокойного сна тебе, никеец.
Он нарочито отказался называть меня "гиперборейцем", отцеживал правду.
– И тебе спокойного сна, Мастер Этолийского Щита, - легко простился я с ним, о чём вскоре горько пожалел.
Он легонько, по-дружески, толкнул меня кулаком в плечо и отступил в темноту дома.
– Я полагаю, теперь вы прекрасно справитесь без меня, - донесся из мрака его голос.
– Кто это "мы"?
– отвернулся я от гуннского костра и уже не различил
– Ты и Ниса, все, - ответил мрак голосом Демарата.
– Никейцы, ариане, гунны... Все, одним словом.
Он ушел, я остался на ступенях. Я снова смотрел то на костёр, то на звёзды - и вдруг ясно вспомнил, зачем мне понадобился пустой, оставленный чумою Рим.
Я спустился к воротам, выглянул наружу и не приметил никаких огней. Колизей был моей конечной целью, до него было рукой подать... только нащупать в темноте. Вот, что я решил: пора посоветоваться со стратегом. Может, он возьмётся помочь мне, а заодно развлечься? Да, может, это моё ребячество немного развеет его стоический сплин.
В комнате, на дне моего дорожного сундучка, была припрятана маленькая серебряная шкатулочка, а на той шкатулке еще по дороге в Рим я нацарапал не слишком ювелирно, но вполне отчётливо:
"Т-ской Екатерине Глебовне или ее потомкам.
В собственные руки.
А.И.Ч. 1919"
Пора было заняться почтовым отправлением в двадцатый век.
Вернувшись к себе, я уложил византийские "червонцы" в шкатулочку, запер ее на замочек и, упрятав в дорожный кошель, отправился к стратегу.
Светильник в его комнате не горел. Я негромко позвал стратега, но ответа не дождался, из мрака исходил экзотический горький запах.
Я тихо переступил порог, строя неясные предположения насчёт этого аромата, и позвал вполголоса еще раз. Ответом был бессмысленный животный звук. И все вместе - звук, запах и мрак - разом соединились, и стал ужас.
Меня зазнобило в душной римской тьме... и я помню, как шепотом звал стратега, беспрерывно произнося его имя и продвигаясь во мраке навстречу слабым хлюпающим вздохам.
Я наткнулся на его руку и, тронув её, вскрикнул - скользкая, ледяная влага была на отброшенной в сторону руке.
Я выбежал вон... и помню, как безумно скакал и трясся огонёк масляной лампы, когда я вновь бежал к стратегу из своей комнаты.
Он лежал на спине. Масляный мой огонёк светил золотисто, скрашивая и жалея истинный, страшный цвет его лица... Веки были опущены и бумажно тонки, лиловатые разводы на скулах словно стекали по ним - и его рука словно терялась в стороне...
Чума?!
Помню, он стал удаляться, отплывать от меня.
"Стой!
– приказал я себе.
– Такой чумы не бывает!"
Я
"Зачем?" - спросил я Демарата.
"Глупый вопрос", - услышал я себе голос, похожий на мысленный голос атланта Сигурда-Омега.
На столике был оставлен пузырёк мутно-голубого стекла. Я встряхнул его, внутри хлюпнуло.
"Выбрось, - услышал я в себе.
– Не для тебя".
"Я думал, ты хочешь оставить мне лёгкий путь", - сказал я ему.
"Ты плохо обо мне думаешь, никеец... и всегда плохо думал".
В горле застрял комок.
"Прости..." - Я накрыл ему лицо его любимым солдатским плащом.
Я вышел на улицу и в голос позвал стражников.
Появился римлянин, и я объяснил ему, что требуется префект - и незамедлительно.
Римлянин отступил во тьму, а спустя четверть часа угол улицы осветился, и выплыли четыре факела, отделяя от тьмы аморфную фигуру префекта.
Он не стал задавать вопросов, и я молча провёл его в дом. В комнате стратега на бронзовой треноге горел мой светильник - глиняная черепашка.
– Он отравился. Час назад, - сказал я префекту.
Префект потянул носом и широко осмотрелся, стараясь как бы не замечать меня, потом очень неторопливо приблизился к ложу стратега, издали приподнял край плаща и отступил вбок, пропуская свет.
– Похоже на то, - покивал он головой и мелко шагнул на прежнее место.
– Очень плохо. Я бы сказал, хуже некуда.
– Я готов поехать в Равенну, - пожалел я и его.
– Что Равенна...
– скривился префект.
– Аттила?
– уточнил я.
Префект вздохнул в сторонку.
– Аттила поверит тому, что я скажу, - очень кстати похвалился я своими полномочиями.
Префект посмотрел на меня с интересом.
– Что ты хочешь, посланник?
– спросил он.
– Только две просьбы. Первая: похороните его в Риме.
– Имя? Напомни...
– Демарат. Мастер Этолийского Щита. Так и напишите. И довольно...
– Имя отца?
– Антиной.
– Какова вторая просьба?
– Удалить всех соглядатаев. На две ночи.
Префект ждал, и я решил не таиться.
– Вот шкатулка, - показал я ему.
– В ней всего двадцать золотых монет. Она должна попасть в руки человеку, который будет жить в Риме через пятнадцать столетий.
Патрицианские морщины на любу префекта густо прорезались.
– Этот город будет еще стоять?! Через пятнадцать веков?!
– Рим будет стоять, - с месмерической властью гарантировал я.
– Даю слово...