Хроника расстрелянных островов
Шрифт:
Стебель ликовал. Широкое лицо его раскраснелось. Два фашистских транспорта с войсками и оружием пущены батареей на дно. Но радость тут же сменилась досадой. Что такое два потопленных транспорта? Там их осталось еще более четырех десятков. Нужно топить все. А видимость, как на грех, под вечер стала ухудшаться, да и немецкие катера действовали осмотрительнее: когда транспорты втягивались в пролив, они их спешно закрывали дымзавесой.
— Стреляйте по концевому, — посоветовал Беляков. — Перехитрите катера.
Стебель перенес огонь на самый дальний транспорт, который только что вышел из дымки. Заметив
— Дробь! — скомандовал недовольный Стебель. — Скрылись, черти, — выругался он. — Вот и стреляй…
— Не вижу — не стреляю — неписаный закон всех артиллеристов, — поддержал командира батареи Беляков.
Стебель молчал, соображая, что предпринять. Туманная дымка и белый дым искусственной завесы создали плотную ширму, за которой скрылись немецкие корабли. Видны были только пенистые снежные буруны, оставляемые торпедными катерами, но по ним стрелять было нецелесообразно.
— Придется производить обстрел площади. Кораблей много, есть вероятность попадания, — решил Стебель.
Он взял бланк для расчета стрельбы по площадям, когда с дальномера поступил доклад:
— Пеленг сто семьдесят пять — показался транспорт! Пеленг сто шестьдесят — два миноносца!
Стебель бросил бланк и кинулся к визиру. В перекрестье нитей он отчетливо увидел фашистский транспорт. Корабль шел в образовавшемся разрыве завесы, выходя из узкого пролива на просторы Рижского залива. Опасаясь, что транспорт вот-вот может вновь скрыться в дыму, Стебель торопливо скомандовал:
— К бою! По транспорту!..
Снова зашумели приборы в рубке, стрелки опять, шурша, поползли на свои места. Длинные стволы дальнобойных орудий повернулись в сторону фашистского транспорта, следуя за ним, как за магнитом. Звонок. Ревун. Всесокрушающий залп. Стебель открыл огонь сразу же на поражение, боясь, что не успеет пристреляться. Четыре всплеска поднялись в небо. Еще дважды возникли белопенные фонтаны, и транспорт загорелся. Правее него замигали бледно-желтые вспышки — это миноносцы открыли огонь по батарее. Вскоре послышались глухие взрывы; снаряды рвались на восточном побережье полуострова, возле зеленой кудрявой рощицы, где когда-то находился командный пункт старой русской Церельской батареи.
Стебель прекратил огонь по подбитому транспорту и хотел перенести его на миноносцы, но в разрыве завесы показался новый транспорт.
— По пятому транспорту! — скомандовал он.
Пятый немецкий транспорт, как и четыре его предшественника, загорелся. Дым из него повалил черный и густой; он был виден и тогда, когда катера скрыли тонувший транспорт дымзавесой: должно быть, в трюмах находилось горючее.
Батарея еще некоторое время обстреливала задымленный пролив, а потом прекратила огонь: стрельба по огромной площади требовала большого количества снарядов.
Со стороны моря послышался гул самолетов.
— Девять немецких бомбардировщиков! Курсом на батарею, — доложили с дальномера.
«Юнкерсы» летели треугольником на небольшой высоте, по три в каждом звене. Рокот моторов нарастал с каждой секундой. Стены боевой рубки
— Начинается, — проговорил Беляков. — Мстят за транспорты.
В рубку поднялся красный от быстрого бега старшина комендоров.
— Товарищ капитан, разрешите подымить да пострелять? — спросил он.
— Давайте, старшина, — кивнул Стебель.
— Есть! — точно на пружинах повернулся Анисимов и скатился по крутому трапу вниз.
Вскоре с командного пункта увидели яркие вспышки пороха и дым слева от батареи. «Юнкерсы» засекли «батарею» и обрушили свой удар по ложной огневой позиции. Целых полчаса они добросовестно сравнивали холмики с землей и потом, удовлетворенные своей работой, улетели.
— Жив ли Анисимов? — забеспокоился Беляков и первым спустился с командного пункта на землю.
Анисимов как ни в чем не бывало по-хозяйски распоряжался возле центрального поста, отбирая краснофлотцев для восстановления разбитой «батареи». Только китель его был порван да фуражка вся смята и испачкана грязью.
— Уничтожили мои «башни», чертовы души. Вот восстанавливать беру людей, — объяснил он старшему политруку.
Приказ коменданта БОБРа командиру дивизиона торпедных катеров на Менту привез на мотоцикле нарочный. Катерники уже спали, когда капитан-лейтенант Богданов вызвал к себе командира отряда Гуманенко.
— Через Ирбенский пролив прорвался фашистский конвой. Нам приказано атаковать его в Рижском заливе. В ваше распоряжение даю четыре катера. Выход в море по готовности, — распорядился Богданов.
— Задача ясна, товарищ капитан-лейтенант, — повеселел Гуманенко.
Через минуту катерники уже бежали по дощатому настилу пирса к своим катерам.
— Осторожнее! — предупредил Гуманенко, напоминая морякам о всевозможном хламе, разбросанном по пирсу.
Когда две недели назад головной катер первым подошел к пристани Менту, Гуманенко был удивлен и обескуражен. Такого беспорядка на пирсах за всю свою службу он еще не видел. Как будто специально кто-то постарался завалить и без того небольшой пирс. Фактически так оно и было: на пристань Менту для 315-й башенной береговой батареи доставлялись строительные материалы, отсюда они переправлялись на огневую позицию. Остатки артиллеристы почему-то не забрали.
— Досталось наследство, — усмехнулся Гуманенко.
— Отличное наследство! — восторженно произнес Богданов, внимательно изучая пирс.
Гуманенко решил, что капитан-лейтенант шутит.
— Что ж, остается лишь засучить рукава и навести настоящий флотский порядок, — проговорил он.
— Только не это! — остановил его Богданов. — Это же великолепная маскировка для наших катеров. Никто не додумается, что здесь наша база.
Ровно в полночь четыре торпедных катера вышли из-под навеса пирса, поставили срубленные мачты и устремились на юго-восток, в направлении Риги. По подсчетам Гуманенко, вражеский конвой должен находиться где-то в середине Рижского залива, западнее острова Рухну. И атаковать его сподручнее будет не с хвоста, а с головы, со стороны Риги. Для фашистов это будет неожиданностью, ибо они знают, что в занятой ими Риге нет и не может быть никаких советских кораблей.