Хроника рядового разведчика. Фронтовая разведка в годы Великой Отечественной войны. 1943–1945 гг.
Шрифт:
Долго еще говорили мать с сыном, но вопрос был решен окончательно — Владимир поедет в Свердловск и будет поступать в Уральский индустриальный (ныне политехнический) институт имени С. М. Кирова.
Наталья Дмитриевна отчетливо понимала, что сыну предстоит большая работа — сдача вступительных экзаменов, и она решает послать Володю в санаторий «Усть-Качка».
Вернулся он загорелый, окрепший и выглядел совсем взрослым.
29 июля мать провожала Володю в Свердловск. Она все вглядывалась и вглядывалась в такие знакомые черты лица сына, словно стараясь запомнить, запечатлеть их навсегда в своем сердце. Вместе с ним уезжал и его друг Костя Рапаков. Матери в эти минуты было тяжело, но она не подавала виду, чтобы не омрачать его отъезд. Прощаясь, он просил:
«Мама! Берегите себя и для нас. А ты, Женя, слушайся маму и помогай ей по хозяйству. И давай с тобой соревноваться в учебе. Договорились?»
А к перрону уже подан состав. Все заторопились.
Может, и подсказывало матери вещун-сердце, что видит она своего сына в последний раз? А желания сына начинали сбываться. Он успешно сдает вступительные экзамены и с 1 сентября 1940 года — студент металлургического факультета. Об этом важном событии в своей жизни он пишет домой: «Дорогая мама! Я зачислен. Теперь я — студент!» И слово «студент» подчеркнул дважды. Владимир восторженно описывает комнату в общежитии, где его поселили, — светлая, чистая, большая. Его мечта — стать инженером-металлургом — начинает сбываться.
Об увиденном, о своем страстном желании учиться он с радостью делится и в следующем письме: «Мама! Вы и представить себе не можете, как здесь хорошо, какие аудитории, как все оборудовано, какие читальные залы, библиотеки! Я только теперь начинаю понимать жизнь. Только в нашей стране и можно встретить такую заботу государства, нашей Коммунистической партии о молодом поколении. Как хорошо! Хочется жить, учиться и работать!»
Домой Володя писал часто. В письмах делился своими впечатлениями, потому что привык, живя дома, делиться с матерью своими мыслями, радостями, огорчениями. Не скрывал от нее и своих трудностей: «Черчение «заедает всех». Очень строго». Проходят первые месяцы напряженной учебы, скоро сессия. «Приближаются зачеты, — пишет Володя, — математику буду сдавать доктору физико-математических наук Черникову. Спрашивает по-докторски».
Результаты экзаменационной сессии были обнадеживающими: «14.01.41 г. Сегодня я сдавал экзамен по начертательной геометрии. Сдал на отлично. 23.01 сдаю математику». Первый учебный год успешно приближается к завершению. В письме от 23.04 он высказывается по этому поводу: «Как-то незаметно прошел год. Вернее, заметно, но очень быстро. За работой время летит. Хочется его задержать, сказать ему: «Эй! Не очень-то торопись, не очень!»
Владимир сам писал часто и всегда с нетерпением ждал писем из дома. «Да и мне приятно, очень приятно получать весточку. Придешь из института, а у тебя на кровати письмо лежит. Эх! Как обрадуешься! Наконец-то!» Примечательно и то, что во всех своих письмах он мать называет только на «Вы». Живо интересуется успехами брата: «Как живет и учится Евгений? Занимается ли физической культурой? Я это ставлю на первое место. Я думаю так: пусть будет по всем предметам у тебя посредственно, но чтобы и тело и душа были молоды! В здоровом теле здоровый дух».
В письме от 24.04.41 г. сообщает: «Мама! Вы спрашиваете меня насчет призыва. Ходил в военный комиссариат, на приписку. Прошел врачебную комиссию. Признай — годным. Учеба идет нормально. Учиться становится интереснее». В другом письме от 6 мая 1941 года: «Первое мая провел хорошо, а 2-го и 3-го чертил и чертил. Черчение меня подводит. Жизнь веселая. Только вот время бежит быстро. За работой никогда не устанешь, если она тебе по душе».
В конце мая 1941 года студенты первого курса отправились в поход за город. И во время большого привала состоялась беседа о международном положении — выступал секретарь парткома института. В конце беседы он обратился с призывом:
— Товарищи! На западной границе нашей Родины неспокойно. Готовы ли вы, если потребуется, к защите нашей Родины?
— Готовы! — дружно, вместе со всеми, отозвался и Владимир Дышинский.
А вскоре война незванно Пришла и в наш дом. В это тревожное и тяжелое для страны и народа время Володя пишет: «Мама! Больше не могу. Не могу сидеть в аудитории, когда душа просится в бой». Володя с нетерпением ждал своей судьбы — когда призовут на военную службу.
Пройдет еще два года тяжелой войны, когда на формировке в Сомове после партсобрания состоялась дружеская непринужденная беседа. Полроты собралось. Говорили обо всем — о войне, вспоминали предвоенные годы, любимых писателей, известных артистов. Тогда Дышинский был оживленным, много говорил, читал стихотворения Маяковского, Пушкина, даже пробовал петь, хотя по этой части он был не мастак.
И вот тогда-то он и рассказал сокровенное: «Когда товарищ Молотов объявил по радио о вероломном нападении на нас фашистской Германии, я к этому отнесся, признаться, без паники. Я твердо знал одно: победа будет за нами. Я только переживал за тех, кто встретил врага на границе — в первые часы, дни. Хватит ли у них сил и средств выстоять в такой напряженной обстановке. Тогда я считал себя подготовленным к войне, но теперь признаюсь — я еще имел самое отдаленное представление и о войне и о фашизме. А фашизм надо ненавидеть всей душой.
Повестки все не было. В письме от 10 сентября он с сожалением отмечал: «8 сентября сделал попытку поступить в военную академию, но безрезультатно. Пишу из Красноуфимска. Весь наш институт направили помогать колхозам убирать урожай». Вскоре по возвращении из колхоза он получает долгожданную повестку из Сталинского райвоенкомата города Свердловска. Итак, он уходил в армию, когда вокруг уже оплакивали далеко не первые похоронки…
Не хотелось Володе и покидать институт. В общежитии неторопливо собрал вещи, аккуратно связал конспекты и отнес их земляку, попросив переслать матери. Потом пришел в комнату. Сел на койку, чего раньше не делал, внимательно осмотрелся вокруг, словно прощаясь со всем, что ему было дорого и мило, несколько минут посидел молча, затем резко встал, забросил за плечо небольшую котомку и отправился к месту сбора. В письме к матери от 22 декабря 1941 года он сообщает: «23 ноября получил повестку о явке в военкомат, а 26 ноября старшим команды из 10 человек выехал в Каменский горвоенкомат, куда прибыли 30 ноября. Сейчас занимаемся разными работами (роем землю, носим бревна, камни, доски). Свободного времени мало. Распорядок дня очень жесткий: рабочий день 12 часов, один час — на дорогу и обратно, два часа — на строевую подготовку и поверку, два часа — на завтрак и ужин. Остальное — на сон и прочее».
Вначале он работал на деревообделочном заводе, а 5 января 1942 года переводится на Уральский алюминиевый завод, слесарем в цех теплоснабжения. «Нахожусь на службе в РККА, но не в регулярных частях, а в стройбате. Мечта попасть на фронт все дальше и дальше отодвигается от меня, так как бойцов с УАЗ на фронт не отзывают». Каменск-Уральский лежит на стыке гор, хлебных степей и сибирского раздолья. Это город огня и металла. В гербе трудового города — кузницы оружия России — пушка петровских времен и слиток металла с орлиными крыльями.
Владимир — военнослужащий, а в армии не выбирают, где быть. Он видел ежедневно и ежечасно, как самоотверженно трудились люди на заводе. Они верили в победу, приближали ее день за днем своими руками, упорством, умением, стойкостью. Ему было радостно это видеть и осознавать — такой народ не сломить. Работали сутками, не выходя из цехов, спали часто у станков. Он был очевидцем, как ширилось ставшее всесоюзным движение двухсотниц и трехсотниц, многостаночников и совместителей профессий. Не мог стоять в стороне от этого большого государственного дела и Владимир. В письме от 16 февраля он заверяет: «Я увеличу свою производительность, как требует от меня моя Родина. Я всегда готов с оружием защитить дело Ленина».