Хроника великого джута
Шрифт:
Я поторопился за ним. Грозный вид Угара внушал страх не только алаш-ординским, но и нашим молодым поэтам. И без того большие карие глаза Жумабаева расширились еще больше.
– А ну-ка, открой занавес! – приказал Угар перепуганному администратору.
Тот немедленно потянул веревку.
Первым на сцену поднялся сам начальник милиции.
– Слушай-ка, ты, байский поэт, – повернулся он к Магжану Жумабаеву, – подойди сюда поближе.
Не рискуя перечить Угару, Жумабаев молча вышел на сцену.
– А теперь выходи сюда и ты, бедняцкий поэт, – позвал Угар меня.
Я шагнул к нему и увидел, что свет в зале уже погас. Среди зрителей поднялся ропот.
–
Зал напряженно притих.
– Ты, алаш-ординский выродок, – обратился Угар с речью к Магжану, – перестань морочить голову советским людям своими бредовыми контрреволюционными стихами! Они нам не нужны! Неужели ты не понимаешь, что твоя песенка спета?
Жумабаев испуганно посмотрел на пышущее гневом лицо Угара и быстро опустил глаза.
– Читай теперь свои стихи, бедняцкий поэт! – сказал мне Угар и, уже обращаясь к зрителям, крикнул: – Слушайте все!
С трудом преодолев свою смущенность и волнение, я прочитал стихи «Сын бедняка».
Стихи Баймагамбета об Октябре, гражданской войне и победе советского строя читал его школьный друг, коммунист-журналист Абдрахман Айсарин. Стихи-памфлеты, выводящие на чистую воду казахских буржуазных националистов, читал поэт Мажит Даулетбаев. Слушатели с удовольствием принимали фельетоны Байбатыра Ержанова, высмеивающие мусульманское духовенство… Словом, в Петропавловске обнаружилась целая плеяда молодых казахских поэтов и писателей. (Кто помнит теперь хотя бы одно имя из этой плеяды? – В.М.).
С этого вечера мы разошлись с видом победителей.
А на следующий день меня вызвал секретарь губкома… Крепко досталось мне за партизанщину. Секретарь пригрозил разобрать это дело на бюро губкома, но потом громко рассмеялся и уже дружеским тоном долго объяснял мне, как должна вестись идеологическая борьба на литературном фронте…
Попрощавшись с секретарем, я ушел, повторяя про себя его слова: «В литературе не может быть партизанщины». Но не мог я не радоваться и тому, что в нашей казахской литературе рождается новое». [219]
219
Там же. С. 365-368.
Уроки идеологической борьбы в литературе, данные такими знатоками словесности, как начальник милиции и секретарь губкома, не прошли даром. Позже, в 1923 году, Сабит Муканов обучался в Оренбурге на рабфаке. Вдруг распространился слух о праздновании пятидесятилетия Ахмета Байтурсынова. «Студенты-казахи нашего рабфака и учащиеся других оренбургских учебных заведений разделились на два лагеря: в меньшинстве оказались те, кто решил от имени студентов преподнести юбиляру портфель с адресом.
Мы, противники Байтурсунова, неоднократно собирались и обдумывали свой план действий, ясно себе представляя, что устраивать праздничный юбилей этому «деятелю» могут только те, кому не по душе советская власть…
Я хорошо помню доводы, сформулированные в те дни. Правильно, до революции мы все уважали Ахмета, боровшегося за права казахского народа. Правильно, мы все, кто учился в казахских школах, познавали азбуку и грамматику по его книге. Но он, Ахмет Байтурсунов, ни в какое сравнение не может идти с теми, кто дал свободу казахским трудящимся. И ничего нет дороже для нас советской власти. И если Ахмет Байтурсунов против Советов, значит, он против нас, детей бедняков, против казахских трудящихся…
И нам
Докладчик оказался хитрым. Опасаясь, что студенты сорвут его доклад, если он начнет сразу расхваливать Байтурсунова, Садвокасов прибегнул к своеобразной тактике – начал с истории, чтобы постепенно подвести слушателей к обоснованию выдающейся роли юбиляра.
По схеме докладчика, у казахского народа было пять национальных вождей – Кенесары, Чокан Валиханов, Ибрай Алтынсарин, Абай Кунанбаев и Ахмет Байтурсунов.
Но как ни старался Садвокасов, стоило ему дойти да Байтурсунова, как на трибуну и в президиум дождем полетели гнилые овощи. Собрание было сорвано, торжественный юбилей не состоялся.
Посоветовавшись с Сакеном Сейфуллиным, я написал статью, которая была сразу же напечатана вместо передовой в газете «Энбекши-казах» (№ 69, 1923 г.). Статья называлась «Ораторы, не угодите на черную доску!» В ней я разоблачал антисоветские действия Байтурсунова.
Заканчивалась моя статья так: «Короче говоря, дело господ в белых воротничках молиться на Ахмета и называть его не только ака, но и самим господом богом. Но все же казахские трудящиеся не присоединяются к его, Байтурсунова, лозунгам, а присоединяются к тем, кто призывает к единству и братству бедноты всех стран. Стало быть, ораторы, рассчитывающие на свое красноречие, должны отказаться от пустой затеи представить Байтурсунова в розовом свете. Ахметака для баев, для хамелеонов и двурушников, он отец для людей в белых воротничках. Но для трудящихся он не ака, не отец, не друг. У трудящихся казахов Отец тот, кто добыл им свободу, кто является вождем Октябрьской революции. Это – Ленин. И мы предупреждаем ораторов: смотрите, не угодите на черную доску, восхваляя кровных врагов – байтурсуновых».
Действительность подтвердила справедливость этого предупреждения. Имена Байтурсунова и его апологетов навечно занесены на черную доску истории казахского народа. Приговор совершился». [220]
Время показало другое – навечно вычеркнуть имена просветителей казахского народа и выдающихся писателей не удалось. Но на шестьдесят лет – вычеркнули.
Политическая борьба с «феодальными пережитками», перенесенная на литературную почву, давала себя знать и через тридцать лет (воспоминания написаны в начале 50-х годов): Сабит Муканов видит «преклонение перед байским прошлым» в следующих строках из песен Ахмета Байтурсунова:
220
Там же. С. 415, 418-420.
На утлой лодке мчимся без весла, Нет берегов, одни мы на просторе… Пусть буря грянет и сгустится мгла – Мы будем плыть, судьбу вручая морю;
И еще в таких словах:
Где твой нежный голос, Казбек? Где ты, черный силач Жакибек? Хоть на миг спуститесь с высот, – Сиротой остался народ… [221]
Муканов вспоминает, что С. Садвокасов в те годы ругал его «леваком»; впрочем, и позже ему доставалось: так, «Казахстанская правда» от 1 июня 1932 года корила писателя за «ошибочный» лозунг – «Догнать и перегнать классиков литературы капиталистических стран.
221
Там же. С. 418.