Хроники Арреды. Нити Данталли
Шрифт:
Аэлин виновато улыбнулась. Она надеялась, что Мальстен поддержит ее ответной улыбкой, но он этого не сделал. В его голосе слышалась мягкость и учтивость, но ни намека на искренние попытки ободрить.
– Леди Аэлин, я не имею никакого морального права обвинять вас в чем бы то ни было. Вы не обязаны объясняться со мной. Петер Адони умер не от вашей руки.
Некоторое время они молчали, затем Аэлин снова решилась нарушить тишину.
– Вам известно, почему Петер Адони так не хотел, чтобы я нашла вас? – спросила она.
– Думаю, Петер считал, что вы можете причинить
– С чего бы ему так думать?
– При всем уважении, леди Аэлин, среди людей вашей профессии нередко встречаются наемные убийцы.
Аэлин неприязненно поморщилась, но предпочла это не комментировать. Она и сама знала, что многие охотники промышляют подобными заказами: на фоне борьбы с иными существами, для которой требовались особые умения и навыки, «нежелательные» люди зачастую становились легким способом заработать. И, как ни странно, заказчики гораздо лучше платили охотникам за убийство людей, чем за убийство чудовищ.
– И кто бы стал желать смерти обычному кукольнику? – выжидающе сложив руки на груди, спросила Аэлин.
– У многих есть враги. – Мальстен неопределенно повел плечами. – В сложившихся обстоятельствах лучше подумать о том, кто желает вашей смерти, леди Аэлин.
– Есть догадки?
– Есть одна. Я не высказал ее в Прите, сомневался в правильности. Но чем больше об этом думаю, тем сомнений возникает все меньше. Язык, на котором говорили ваши преследователи, мне знаком.
– А мне нет, – нетерпеливо подтолкнула Аэлин. В ее голосе сквозило подозрение.
Мальстен глубоко вздохнул.
– Я не владею этим языком сам, но знаю его звучание. И знаю, кто на нем свободно говорит. Вам доводилось когда-нибудь слышать о кхалагари?
– Не припоминаю. Кто это?
– Особые малагорские солдаты. Их растят из сирот и беспризорников, которых забирают на обучение с малолетства. Вбивают им в голову мысль о том, что они живут в долг, потому что, если бы не школа кхалагари, эти дети погибли бы на улицах. И они искренне в это верят. Кхалагари не боятся смерти, они готовы расстаться с жизнью в любой момент, если получат такой приказ. Это едва ли не единственные малагорцы, которые владеют старым языком своей родины.
– В таком случае я теряюсь в догадках, почему эти кхалагари меня преследуют. У меня нет ни врагов, ни друзей среди малагорцев, мы никогда не пересекались. – Она испытующе взглянула на Мальстена, и он почувствовал ее взгляд даже в темноте. – Но, быть может, пересекался мой отец? Как вы с ним познакомились, Мальстен? Думаю, все же пришла пора спросить.
Мальстен смиренно кивнул. Он понимал, что когда-нибудь этот разговор должен был состояться. Теперь дело было за малым: рассказать Аэлин Дэвери только ту часть правды, которую ей следовало знать. Он не хотел, чтобы эта женщина становилась его врагом. За ним и без того охотятся люди Рериха, Красный Культ и теперь, пока он путешествует с Аэлин, наемники из Малагории. Не хотелось добавлять к этим трем хвостам еще один.
Впрочем, не стоило отбрасывать идею, что кхалагари преследуют Аэлин не из-за нее самой и даже не из-за Грэга. Возможно, они шли за ней,
– Мы встретились несколько лет назад. Я тогда работал… художником по представлениям в одном цирке. Мы с вашим отцом познакомились после выступления.
Аэлин потянулась к заплечной сумке, однако быстро передумала и опустила руки.
– Хотела показать вам дневник моего отца, но в такой темноте вы ничего не сумеете прочесть, – с досадой сказала она. – Вы знали, чем он занимался, Мальстен?
Он знал.
– Полагаю, охотницей вы стали не потому, что много читали о людях этого промысла в детстве, а потому, что перед глазами был живой пример, – кивнул он.
– Совершенно верно. Правда стоит оговориться, что традиционной судьбы девушки на выданье мне все равно было не видать. – В ее интонации просочилась горькая усмешка. – После того, как дэ’Вер был полностью разорен анкордской армией.
Мальстен оторопел. Поразительно логичная и простая мысль о знатном происхождении семьи Грэга Дэвери никогда не приходила ему в голову. А ведь древнее имя рода Аэлин и ее отца появилось именно на ларийской земле дэ’Вер, в сражениях при которой Мальстену довелось участвовать.
Крипп издевается надо мной, – подумал он.
– Теперь из всего возможного богатого наследства у меня осталось лишь имя, – с усмешкой договорила Аэлин.
Мальстен неопределенно повел плечами, стараясь скрыть, как сильно в его душе отзывалось каждое произнесенное спутницей слово: он понимал ее, как никто другой. В душе против воли рождалась неуместная, непозволительная симпатия к этой женщине.
Проклятье, о чем я только думаю? – одернул он себя. – Она дочь Грэга. И охотница на иных. Узнай она, кто я, паранг отсечет мне голову раньше, чем я успею взять ее под контроль. Будет лучше для нас обоих, если наши пути разойдутся как можно быстрее.
Голос Аэлин, нарушивший молчание, заставил Мальстена вздрогнуть. Ему вдруг показалось, что она каким-то образом почувствовала, о чем он думает. Однако страхи не оправдались:
– Скажите, Мальстен, в цирке… где вы познакомились с моим отцом, было что-нибудь странное? Припомните, прошу вас.
Мальстен с трудом удержался от усмешки.
Этот цирк состоял из странностей. Зиждился на них, – подумал он, но не произнес этого вслух.
– О каких странностях речь?
– В своем дневнике мой отец писал: «Наткнулся на одно очень странное место. Нужно проверить, могут быть замешаны существа», а внизу страницы явно в спешке добавил: «Поговорить с Мальстеном О.», и, я так понимаю, вы поговорили. Расскажите мне о том разговоре. Понимаю, это совсем не ваш профиль, но… все же предположите, на кого он мог охотиться там.
От такого предложения Мальстену сделалось не по себе, хотя вместе с тем часть его души испытывала почти ребяческий триумф от того, как легко ему удалось обрести в глазах охотницы репутацию человека.