Хроники берсерка

Кастон Крис

— Смотря о чём, — вздохнула я, продолжая рассматривать в бинокль базу Клост.

— О Тиме…

— Аааа… Хорошо, что не о Мареке…

— Почему он так сделал?

— Кто? Марек?

— Да нет же, Тим!

— Прости?

— Почему он предал нас? У меня это всё никак не выходит из головы.

— Вот ты нашел о чём думать перед битвой.

— Мы правда выступим на Клост?

— Ага, — кивнула я, откладывая бинокль. Мой план уже созрел окончательно до самой последней мелочи. Конечно, на войне не всегда всё идёт по плану, но импровизировать я тоже умела.

— Ясно.

Так как Вы думаете, почему?

— Да что ж ты заладил почему, да почему? С чего это тебя так волнует?

— Потому что я не понимаю его! Вы дали ему шанс проявить себя, сделать что-то выдающееся в жизни! А он… Он всё просрал…

Я внимательно посмотрела на лейтенанта, первый раз услышав от него крепкое словцо.

— Алекс, понимаешь в чём дело, не все хотят делать что-то выдающееся и быть героями, особенно, если этот героизм сопряжен с риском для жизни. Большинство хотят спокойной и сытой жизни без волнений, тревог и опасностей. И, по сути, Тима устраивала его прежняя жизнь. Он не пострадал в огне так как его брат, он не стал уродом, на него, наверняка, западали девушки. Если бы не одно но. Он устал. Знаешь от чего?

— От чего?

— Тяжело быть родственником инвалида. На тебя ложится колоссальная ответственность за жизнь взрослого человека. Но хуже всего, когда этот родственник не хочет жить. И ты вынужден постоянно приглядывать за тем, чтобы он не наложил на себя руки. Тиму всё это осточертело. Он молодой парень и хочет жить полной жизнью, но вынужден прозябать на руднике, потому что его брата никуда больше не берут работать. И оставить его одного он тоже не может. Потому что Том либо сопьется, либо снова залезет в петлю. Когда Тим понял, что может получить солидный куш за информацию обо мне, он прямиком отправился к начальнику шахт. И я его не виню. Не говорю, что поступила бы так же, но восемьдесят процентов людей сделали бы то же, что и он. Если не девяносто.

— Я не верю! Не могут быть люди настолько гнилыми!

— Он и не гнилой. Он уставший и затраханный жизнью человек.

— Всё равно! Как бы ни было тяжело, нужно быть верным своим принципам!

— Ты идеалист, Алекс. И откуда ты знаешь какие у него принципы? И что ты знаешь про тяжёлую жизнь в свои года?

— Вы ненамного старше!

— И я не знаю. Не на своей шкуре, по крайней мере. Есть такое выражение: легко быть героем один раз в жизни, когда тебя загонят в угол, но попробуй-ка ты быть героем каждый день!

— Если ты герой, то ты всегда герой! — гордо задрал подбородок лейтенант.

— Нет, ты начитался комиксов, парень, — рассмеялась я. — Ты можешь проявить доблесть в битве, но когда вернёшься с поля брани в обычную жизнь, то она начнёт гнуть и ломать тебя всеми мыслимыми и немыслимыми способами изо дня в день, из месяца в месяц, из года в год, и вот тогда ты взвоешь. И всё что ты делал в бою, покажется мальчишеской забавой.

Алекс недоверчиво сморщил нос.

— Я не принижаю заслуг героев войны. Говорю лишь, что быть героем в миру не легче, а порой и гораздо сложнее. Тим не был героем. Он был обычным человеком, желающим счастья для себя и своего брата. Так что

не вини его слишком сильно. Можно сказать, что он просто пал жертвой системы.

— Его убили?

— Думаю, да. Вряд ли начальник рудника оставил его в живых. Он слишком много мог рассказать не тем людям.

— Всё равно, не могу его простить.

— Дело твоё, — пожала плечами я. — Но запомни одну вещь: мёртвым наше прощение ни к чему. А вот ты носишь свою злость в себе вот здесь, — и я постучала пальцем по груди парня. — У тебя в жизни будет ещё много вещей, на которые ты будешь злиться, так подумай, стоит ли копить её?

— А вы? Ни на что не злитесь?

— Есть кое-что.

— Расскажите?

— Это личное! Нам пора на брифинг.

— Итак, — начала я, когда все расселись вокруг меня, образовав кольцо, — мы разделимся на два фронта. Наёмники пойдут в атаку в лобовую, а повстанцы зайдут с тыла.

— И на кого мы пойдём в лобовую? — осторожно спросил меня один из солдат удачи.

— На армию правительства.

— Вряд ли они высунут нос за пределы стен базы. Я бы точно не стал, — сказал Люпин, качая головой. — Скорее всего они будут поливать нас огнем из всех стволов.

— Да, а стволов в Клосте завались! — добавил Клод.

— Высунут, никуда не денутся, — и я покрутила в руках гранату со слезоточивым газом.

— Это конечно высокоэффективная штука, но у них есть противогазы, — заметил один из наёмников.

— А у меня есть ещё вот такая штучка, — сказала я, доставая шумовую гранату. — И вот такая, — добавила, кладя на песок световую гранату.

— Да, трудно одеть противогаз, когда ты слеп, глух и задыхаешься в придачу! — восторженно воскликнул Алекс.

— Потише, мальчик, — пробасил другой солдат удачи — высокий и широкоплечий парень лет двадцати семи с копной рыжих волос и веснушчатым лицом. — При всём уважении, командир…

— Коммандор, — перебила я его.

— Что?

— Зови меня коммандор.

— Понял. Я Гек, кстати. Так вот. Как эти гранаты окажутся на базе? У нас нет гранатомета для такого расстояния. А ближе нам не подобраться даже ночью. У них датчики движения по периметру и камеры ночного видения.

— На каком расстоянии от самой базы датчики?

— В радиусе одного километра, — ответил Макс. — Это достоверная информация.

— Наши гранатомёты не осилят.

— Нам не нужны для этого гранатомёты. Я сама брошу все шашки.

— При всем уважении, коммандор, — начал Гек, — вы несомненно очень круты и уже продемонстрировали это всем нам в полдень, но бросить что-то на такое расстояние вне человеческих сил.

— Верно.

Все молча уставились на меня.

— Вы кое-что уже узнали обо мне сегодня. Чуть позже узнаете кое-что ещё. А сейчас вам придется поверить мне на слово. План таков: я забрасываю гранатами базу, наёмники начинают наступление на главные ворота, поскольку солдатам правительства нечем будет дышать внутри, они выходят за территорию. Вы их там тепло встречаете. В это же время повстанцы заходят с тыла, и когда основные силы покинут Клост, взрывают заднюю стену и занимают базу. Вопросы?