Хроники Хокмуна. Рунный посох
Шрифт:
Такова была его философия житейского опыта, философия обыкновенного человека, нежели ученого мужа. И граф не видел причин не доверять ей, тем более что Камарг — его единственная забота — был достаточно силен, чтобы отразить нападение Гранбретании.
Не испытывая страха перед Гранбретанией, граф даже с некоторым восхищением следил за тем, с каким упорством и быстротой империя накрывает своей зловещей тенью все большую и большую часть Европы.
Тень уже накрыла Скандию и все страны европейского севера. Теперь ее граница проходила по знаменитым городам: Пари, Мунхейм, Виена, Кракув, Кернинсбург (за которым
Граф укрепил границы Камарга и уничтожил всякую нечисть, оставшуюся от прежних времен. Лишь несколько барагунов еще бродили по болотам, наводя ужас на жителей отдаленных деревень.
Сейчас граф жил в величественном замке Эйгис-Морт, наслаждаясь простой деревенской жизнью, а народ Камарга первый раз за много лет свободно вздохнул.
Замок, известный как замок Брасс, был возведен несколько веков назад, на вершине правильной пирамиды, высоко возвышающейся над городом. Пирамида была засыпана землей, и сейчас на ее спускающихся террасами склонах цвели пышные сады. Здесь были хорошо ухоженные лужайки, где резвились дети и гуляли взрослые. Рос также виноград, из которого делали лучшее вино в Камарге, а дальше вниз по склону — грядки фасоли, картофеля, цветной капусты, моркови, салата и прочих нехитрых овощей. Но были и более экзотические растения, например тыквенные томаты или деревья сельдерея. Фруктовые деревья и кустарники обеспечивали жителей замка свежими фруктами почти круглый год.
Замок, как и остальные дома в городе, был выстроен из белого камня. Окна из толстого цветного стекла, витиеватые башенки, зубчатые стены… С вершины его самой высокой башни был виден практически весь Камарг. А когда налетал мистраль и проносился сквозь сложную систему отдушин, труб и маленьких дверок, замок начинал петь, и эта музыка, подобно звучанию органа, разносилась ветром на многие мили.
Замок возвышался над красными крышами городских домов и над ареной, построенной, как говорили, много тысяч лет назад еще римлянами для проведения всяческих празднеств…
Граф Брасс наконец добрался на измученной лошади до замка и окликнул стражу. Дождь почти кончился, но ночь была холодной, и графу больше всего хотелось сейчас очутиться возле горящего камина. Он въехал во двор через огромные железные ворота и, спешившись, передал конюху лошадь. Затем он тяжело поднялся по ступенькам, вошел в дом и, миновав короткий коридор, оказался в парадном зале замка.
За каминной решеткой весело плясал огонь, а рядом в глубоких мягких креслах сидели его дочь Исольда и старый друг графа Богенталь. Когда он вошел, они поднялись ему навстречу, и Исольда, привстав на цыпочки, поцеловала отца в щеку. Богенталь улыбался.
— Я вижу, ты не прочь выбраться наконец из доспехов и перекусить чего-нибудь горячего, — сказал он, дергая за шнурок колокольчика.
Граф кивнул с благодарностью, подошел поближе к огню и, стащив с головы
Слуга помог графу снять кирасу и остальные доспехи и переодеться в свободные домашние брюки и белую шерстяную рубашку.
Маленький столик, который ломился от яств — картофель, бифштексы, салаты, изумительный по вкусу соус, а также кувшин с подогретым вином, — поднесли поближе к камину. Граф вздохнул и начал есть.
Богенталь — стоя, а Исольда — уютно устроившись в кресле, терпеливо ждали, пока он утолит голод.
— Ну, милорд, — сказала она, улыбаясь, — как прошел день? Все ли спокойно на нашей земле?
— Кажется да, миледи, хотя мне не удалось объехать все пограничные башни. Начался дождь, и я решил вернуться домой.
Он рассказал им о встрече с барагуном. Исольда слушала, широко раскрыв глаза. Богенталь лишь покачал головой, хотя вид у него был очень возбужденный. Знаменитый поэт-философ, он не всегда одобрял подвиги своего друга; иногда ему казалось, что граф сам ищет приключений на свою голову.
— Помнишь, — сказал Богенталь, когда граф закончил рассказ, — я говорил тебе утром — возьми с собой фон Виллаха или еще кого-нибудь.
Фон Виллах был начальником охраны замка, верный старый солдат, побывавший с графом во многих передрягах.
Взглянув на суровое лицо друга, Брасс рассмеялся.
— Фон Виллаха? Он уже не так молод, нехорошо вытаскивать старика из замка в такую погоду.
Богенталь печально улыбнулся.
— Он лишь на два года моложе тебя, граф.
— Возможно, но справился бы он с барагуном?
— Не в этом дело, — твердо продолжал философ. — Если бы ты был не один, встречи с барагуном вообще могло бы не произойти.
Граф махнул рукой, прекращая спор.
— Мне нужно поддерживать форму, иначе я стану таким же дряхлым, как фон Виллах.
— На тебе лежит огромная ответственность, отец, — тихо произнесла Исольда. — Если тебя убьют…
— Меня не убьют!
Граф презрительно улыбался, будто смерть — это нечто вовсе не имеющее к нему отношения. В отблесках огня лицо его походило на отлитую из меди маску какого-нибудь дикого варварского племени и, действительно, казалось нетленным.
Исольда пожала плечами. Она многое унаследовала от отца, в том числе и знание того, что спорить с такими людьми, как граф Брасс, совершенно бессмысленно. В одном из своих стихотворений Богенталь так написал о ней: «Сошлись в ней и крепость и мягкость шелка», и сейчас, с любовью наблюдая за дочерью и отцом, он отмечал их удивительное внутреннее сходство.
— Я узнал сегодня, что Гранбретания захватила герцогство Кельн, — сменил тему Богенталь. — Похоже, это распространяется как чума.
— Довольно полезная чума, — ответил граф. — По крайней мере, она несет миру порядок.
— Политический порядок, возможно, — с некоторой запальчивостью возразил Богенталь, — но едва ли душевный или нравственный. Их жестокость беспрецедентна. Они неслыханно жестоки. И безумны. Это больные души, они любят все дьявольское и ненавидят все благородное.
Граф пригладил усы.