Хроники Израиля: Кому нужны герои. Книга вторая
Шрифт:
Меир получил 6500 дунамов земли в Нижней Галилее.
За хозяйкой дело не стало. Рут, соседка Меира по киббуцу, влюбленная в него с детства, не отходила от его больничной койки. Однажды Меир сказал ей, как нечто само собой разумеющееся: — «Мы поженимся и будем жить на ранчо».
Их свадьбу, на которой присутствовала вся военная элита, до сих пор помнят в армии.
И Меир (в который уже раз!) сделал невозможное. Этот калека не пользовался наемным трудом. Своими руками построил дом, создал образцовое хозяйство. У него появились
Потом подросли и стали помогать дети. Потом они создали свои семьи и ушли. Лишь тогда Меир, сильно сдавший с годами, стал нанимать работников.
В Шестидневную войну Меир не смог усидеть дома. Взял старый автомат, надел выцветшую, бережно хранимую форму и явился в штаб парашютистов. Командир полка подполковник Миха Капуста с нежностью обнял гостя — капитана в отставке, восьмидесятипроцентного инвалида.
— Меир, — сказал он, — прими командование. Я, как и в былые времена, буду твоим заместителем. Или хотя бы возьми половину моих людей.
— Спасибо, Миха, — произнес Меир таким голосом, словно горло вновь сдавила старая рана. — Я пойду рядовым.
Парашютистам Капусты выпала почетная задача освобождения Старого Иерусалима и величайшей национальной святыни.
Перед боем Капуста собрал бойцов. Меир сидел в стороне на позеленевшем от времени камне.
— Старый волк смотрит на вас, — сказал подполковник. — Докажите же ему, что и вы на что-то способны.
И парашютисты пошли на штурм с этими напутственными словами.
Живет пожилой человек на открытой всем ветрам горной вершине в Нижней Галилее.
Как трудолюбивые муравьи, ползут по серпантинам горной дороги машины. Политики и генералы — вершители наших судеб, попадая в Галилею, сворачивают к Меиру.
Кажется, что этот человек все видит в истинном свете, что ни жизнь, ни смерть не скрывают больше от него своих тайн.
— Смотри, — сказал он однажды очередному гостю, указывая на спешащий по своим неотложным делам отряд муравьев. — Вся наша жизнь — это бег на месте. Они же сильнее и мудрее нас. Мы исчезнем, а они останутся. Они будут властителями земли, когда погибнет суетливое и жестокое людское племя. Отдадим же им должное…
На этом, пожалуй, можно закончить сагу о Меире Хар-Ционе.
КАКИМИ ВЫ НЕ БУДЕТЕ
Диспропорция в израильско-арабском конфликте с особой четкостью выявилась, когда Давид еще раз поразил Голиафа.
Огромное воодушевление охватило страну. Все были убеждены, что Шестидневная война была последней. Израильские руководители ждали от арабских лидеров телефонного звонка. Уже 11 июня 1967 года правительство национального единства изъявило готовность вернуть арабам в обмен на мирный договор все захваченные территории за исключением Восточного Иерусалима. Решение это, переданное в Вашингтон, было доведено до сведения арабского
Прошло совсем немного времени, и эйфория, охватившая израильское общество, совсем исчезла под натиском неумолимой действительности.
1 июля 1967 года, всего через три недели после вступления в силу соглашения о прекращении огня, египетская артиллерия подвергла массированному обстрелу израильские позиции на восточном берегу Суэцкого канала. Вскоре выяснилось, что этот инцидент не был случайностью. Артиллерийские орудия на обоих берегах канала гремели все чаще, и каждый залп теснил, прогонял прочь, в небытие эфемерную надежду на политическое урегулирование.
Новые израильские границы превратились в линии огня. Египетская и сирийская армии, получив огромное количество советского оружия, восстановили военный потенциал в рекордно короткий срок.
Террористические организации с каждым днем все активнее действовали против Израиля со своих баз в Иордании и Сирии.
Вместо долгожданного телефонного звонка последовали решения Хартумской конференции в верхах. Арабы не намеревались ни признавать Израиль, ни вступать с ним в переговоры, ни заключать мир.
Израилю приходилось вновь браться за оружие.
30 марта 1968 года президент Насер начал свой день, как обычно, в шесть часов утра, после короткого забытья, мало напоминавшего сон. Металлический привкус во рту усилился. Противная слабость сковывала тело. Сердце болезненно сжималось, словно его покалывали булавкой.
С рокового июня, ставшего кошмаром его жизни, Насер не знал покоя. Его гордость была уязвлена, чувство собственного достоинства раздавлено. Ему казалось, что весь мир смеется над ним, что даже в Египте хихикают исподтишка над его позором. Насер понимал, что нравственные страдания являются причиной его недугов.
«Как я мог так просчитаться? — спрашивал он себя иногда. — Как мог попасть в расставленную евреями ловушку?»
Насер знал ответ на этот вопрос. В мае 1967 года слишком соблазнительной представлялась возможность одним ловким политическим ходом отыграть все позиции, утраченные Египтом в арабском мире в результате бесславной и, как оказалось, бесперспективной интервенции в Йемене. Шесть июньских дней вдребезги разбили мечту Насера о воссоздании под египетской эгидой панарабской империи. Насер пошел ва-банк и проиграл…
Но борьба не окончена. Он навяжет Израилю войну на истощение и будет вести ее хоть сто лет.
Насер знал, что делать дальше. Не знал он лишь того, что приближается к концу срок его жизни…
В 9 часов утра Насер выступил на пресс-конференции в президентском дворце Эль-Кубба. Он появился в зале точно в назначенное время и сел за небольшой стол, покрытый темно-зеленой скатертью.
Корреспонденты обратили внимание на желтый, нездоровый цвет лица, мешки под глазами, особенно резкий и тяжелый профиль.