Хроники мёртвого моря
Шрифт:
– Вот что, сынки! Не знаю, как и чем, но вам придется решить эту задачку не позднее завтрашнего полудня. И очень надеюсь, что ни одна живая душа никогда не услышит об этом казусе, – добавил он. Это, – со значением вздёрнул он подбородок, – не та дверь, через которую входят в историю.
Мы, естественно, закивали головами, всем своим видом выражая готовность разбиться в лепешку и свернуть горы.
– Если что-то Вам понадобится, – продолжал полковник, – звоните дежурному по полку. Я отдам необходимые распоряжения на этот счет. Договорились?
– Так
Полковник сел в машину и через минуту мы опять остались в одиночестве.
Я взглянул на часы. Было что-то около пяти.
– Что здесь торчать, пойдем в караулку, посидим, – предложил Димка, – может у дежурного и чаю попьем.
Тут я вспомнил, что еще не обедал и с готовностью поддержал его. Собрав оружие и инструменты, мы пошли под крышу. Фролов уже встречал нас у дверей.
– Я уже думал, что вы никогда не закончите палить. Вон, все уже черные от гари-то пороховой. В умывальник я воды уже наносил и чайник сейчас поставлю.
– Слушай, сержант, – перебил я его, – а погрызть у тебя часом нечего?
Тот огорченно развел руками: – Только сухари, ванильные. Вчера в ларьке купил, да так и забыл в этой суете.
Пока мы плескались у раковины, смывая с себя трудовой пот, сержант вскипятил на плитке чайник, разложил на тарелке полтора десятка сухарей, полбуханки черного хлеба, слегка подсохший плавленый сырок и четверть пол-литровой банки варенья.
– А варенье из чего? – поинтересовался Димка, увидев все это гастрономическое великолепие.
– Из земляники.
– Мама, небось, прислала?
– Нет, девушка, – залился краской сержант.
– Хорошая у тебя девушка, хозяйственная, – солидарно заявили мы, потроша ножом хлеб и деля на маленькие ломтики сырок.
Пока мы ели, Фролов сидел в углу на табуретке и с явным удовольствием наблюдал, как мы уминали его немудреную снедь.
– Слушай, сержант, – сказал я, помогая ему убирать со стола, – а бумага и карандаш у тебя найдутся?
– Чего, чего, – немедленно отозвался он, – а бумаги у нас тут навалом.
Он вышел в соседнее помещение и вскоре появился, держа в руках пачку довольно больших мишеней, отпечатанных на гладкой глянцевой бумаге.
– Карандаш тоже есть, только он сломался.
– Ерунда, – бодро ответил я, – сейчас заточим.
– Товарищ лейтенант, – проявил инициативу сержант, – может быть я сейчас ваши карабины почищу, а то до завтра сажа так въестся, что и не отдерешь.
Дима согласно кивнул и Фролов, взяв наше оружие подмышку, удалился в оружейную комнату. После его ухода я очистил стол и расстелил на столе одну из мишеней лицевой стороной вниз. Очинив оставленный сержантом карандаш, провел по белому листу первую линию.
– Дим, смотри сюда.
– Ты что там рисуешь?
– Вот смотри, я здесь пытаюсь изобразить всю ситуацию графически.
– Ну, ну, – Дмитрий придвинулся к столу и, подперев голову кулаками, внимательно уставился на мой рисунок.
Четырьмя толстыми штрихами
– Насыпь забыл, – подсказал Дима, ткнув пальцем в мой чертеж.
Я послушно изобразил на листе некую извилистую сосиску, символизирующую собой хаотически наваленную каменную породу насыпи.
– Теперь смотри. Используя обрез лежащего на столе Устава караульной службы, я прочертил четыре линии, соединявшие помост с мишенями.
– Вот траектории полета пуль. Первая, вторая и четвертая траектории действующие, а вот третья, – я начертил эту линию пунктиром, – не пашет. То есть, мы имеем с тобой такую область пространства, в которой действуют неведомые нам силы. Причем, заметь, Дим, они, силы эти, проявляются в очень узком секторе. Ведь на второй и четвертой мишени мы не видели никаких отклонений. Куда стреляли, туда и попадали. Короче говоря, – я начертил перед третьей мишенью похожий на огурец овал и ткнул в него карандашом, – вот здесь собака зарыта.
– Г-м, – недоверчиво отозвался Димка, – а куда же в таком случае пули исчезают?
– Минутку, – остановил я его. Это ведь я изобразил картину происшествия только в одной плоскости. Рассмотрим ситуацию в другом ракурсе.
Я передвинул мишень и принялся за второй рисунок. Теперь я изобразил все четыре мишени и насыпь за ними так, как я наблюдал их с помоста.
– Представь теперь так. Вот летит пуля и попадает в левую мишень, вот летит вторая и попадает прямо на вторую.
Свои рассуждения я иллюстрировал нанесением траекторий полета пули от схематически изображенного среза ствола до кружка в центре мишеней. И вот, только на этом промежутке пути мы имеем непонятное исчезновение или, если хочешь, уклонение нашей пули с траектории полёта.
– Это ты хорошо придумал с отклонением, – перебил меня Дима, – и в какую же сторону, они по-твоему отклоняются-то?
– Явно не вниз, – обидчиво поджал я губы, – иначе был бы рикошет. И не в сторону, другие мишени показали бы это.
– Стало быть, вверх улетают? – Дима энергично подпрыгнул вместе с табуреткой. Радуйтесь, люди! Старшина Стрельцов антигравитацию нашёл! И где! На нашем полигоне!
– Хватит тебе гоготать, – насупился я. Не нравится моя идея – выдвини сам какую-нибудь более обоснованную теорию. А то, тоже мне ученый. Ты ведь и в институте пять лет штаны протирал, так что тебе и карты в руки?
Дима разом погрустнел:
– В институте такое не проходят. Но, кстати, в одном ты прав. Мы можем довольно просто выяснить то, в каком же конкретном месте исчезает или отклоняется летящая к мишени пуля.
Он вытащил у меня из пальцев карандаш и опёрся одной рукой на стол: – Смотри сюда. Дима уверенными штрихами нарисовал прямоугольник с какими-то крестовинами, на которых изобразил карабин и мишень в виде кружка. Соединил их пунктирной линией и взял лежащую рядом ложку. Положил ее на чертеж.