Хроники Нарнии. Начало истории
Шрифт:
– Глядите!
Толпа повернулась, и все издали удивлённый, радостный вздох. Немного поодаль стояло прекраснейшее в мире дерево. Оно выросло тихо и быстро, словно подняли флаг на флагштоке, пока длилась коронация. Ветки его осеняли светом, а не тенью, ибо были усыпаны сверкающими, как звёзды, серебристыми яблоками. Но прекраснее всего был запах, и, вдыхая его, никто уже не мог ни о чём другом думать.
– Сын Адама, – сказал лев, – ты хорошо сделал своё дело. А вам, обитатели Нарнии, я поручаю другое: оберегайте эту яблоню, как она оберегает вас. Колдунья бежала далеко на север. Там она будет жить, укрепляясь в тёмной
Все смотрели на дерево, а лев, сверкнув золотой гривой, повернулся к Дигори и Полли, заметив, что они о чём-то шепчутся, и спросил:
– Что с вами, дети?
– Ой, Аслан, прости меня!.. – начал Дигори, густо краснея. – Я забыл сказать: она съела яблоко… – Он замялся, и Полли договорила за него, потому что гораздо меньше боялась показаться глупой:
– Вот мы и подумали, Аслан, что тут какая-то ошибка. Колдунья не испугалась запаха.
– Почему ты так решила, дочь Евы? – спросил лев.
– Она же съела яблоко! – сказала Полли.
– Дорогая моя, потому она и боится дерева. Так бывает со всеми, кто сорвёт плод не вовремя и не вовремя вкусит. Плод хорош, но благо приносит только тогда, когда ты вправе его съесть.
– Вот как… – сказала Полли. – Значит, он ей не поможет? Она не будет жить вечно?
– Будет, – сказал лев, печально качая головой. – Она получила то, что хотела: неистощимую силу и бесконечную жизнь, как богиня. Но для злых сердцем долгота дней – лишь долгота бед, и она уже поняла это. Каждый получает то, что хочет, но не каждый этому рад.
– Я… я и сам чуть не съел яблоко, – признался Дигори. – Тогда бы и я…
– Да, сын мой, – сказал Аслан. – Яблоко непременно даёт бессмертие и силу, но они не идут на пользу тому, кто сорвал его по своей воле. Если бы кто-нибудь посадил здесь то семя не по моему велению, а сам, дерево охраняло бы Нарнию, но как? Нарния просто стала бы жестокой и сильной державой вроде Чарна, а не доброй страной, какой я её создал. Колдунья хотела, чтобы ты ещё в одном нарушил мою волю, помнишь?
– Помню, – сказал Дигори. – Она подбивала меня взять яблоко для мамы.
– Оно бы вылечило твою маму, – сказал лев, – но пришёл бы день, когда и ты, и она пожалели бы об этом.
Дигори молча плакал, утратив последнюю надежду, но знал, что лев говорит правду: на свете есть кое-что пострашнее смерти. Он плакал, пока не услышал тихий голос:
– Так было бы, сын мой, если бы ты поддался и сорвал яблоко. Теперь будет не так. В твоём мире нельзя жить вечно, но здоровым быть можно. Иди сюда. Сорви яблоко для мамы.
Дигори понял не сразу, а когда понял, медленно, словно во сне, подошёл к дереву. Король и королева закричали: «Ура!», а гномы и звери подхватили крик, когда он сорвал яблоко и положил в карман.
Потом он вернулся ко льву и спросил, забыв сказать спасибо:
– Можно, я пойду домой?
Глава пятнадцатая
Как кончилась эта повесть и с чего начались остальные
– Когда я с вами, колец не надо, – сказал глубокий
Дети заморгали, огляделись и поняли, что опять оказались в лесу между мирами. Дядя спал на траве, Аслан стоял над ним.
– Пора вам в ваш мир, – сказал лев. – Только сперва я покажу вам кое-что, а вы запомните.
Они посмотрели и увидели ямку в траве, сухую, без воды.
– Прошлый раз, – продолжал лев, – это был пруд, через который вы попали в Чарн, где умирало солнце. Теперь пруда нет, нет и Чарна, словно и не было. Пусть помнят об этом потомки Адама и Евы.
– Хорошо, Аслан, – сказали дети, а Полли спросила:
– Мы ведь ещё не такие плохие, как они?
– Ещё не такие, дочь Евы, – сказал лев, – но с каждым столетием всё хуже. Очень может быть, что самые плохие из вас узнают тайну, опасную, как то заклятие. Скоро, очень скоро, раньше, чем вы состаритесь, в великих странах вашего мира будут править тираны, которым так же безразличны радость, милость и правда, как злой королеве. От вас и от подобных вам зависит, долго ли они пробудут и много ли натворят. Это предупреждение. А теперь – повеление: как можно скорее отнимите у дяди кольца и закопайте поглубже, чтобы никто их больше не трогал.
Дети смотрели на льва, и вдруг лицо его стало сверкающим золотым диском, или золотым морем, в которое они погрузились, ощутив при этом такое блаженство и такую силу, что им показалось, будто они ещё не знали счастья и мудрости, никогда не были хорошими и даже вообще не жили. Память об этом мгновении осталась с ними навек, и, пока они были вместе, одна мысль о дивном блаженстве смывала страх, раздражение и горечь; мало того: им казалось, что блаженство это – рядом, за дверью или за углом, и вот-вот вернётся. А сейчас, почти сразу, все трое оказались в шумном и душном Лондоне. Дядя, естественно, проснулся.
Стояли они перед домом Кеттерли, и всё было точно так же, только исчезли кебмен, лошадь и колдунья. У фонарного столба не хватало железки; на мостовой лежал разбитый кеб; толпа ещё не разошлась. Все занимались главным образом оглушённым полисменом, и то и дело слышалось: «Вроде очнулся!..» – или: «Ну как, получше?» – или: «Сейчас прибудет «Скорая помощь».
«Вот это да! – подумал Дигори. – Здесь не прошло и секунды».
Многие удивлялись, где же великанша и лошадь. Детей не заметил никто – ни тогда, ни теперь. Дядю Эндрю никто бы и не мог узнать в таких лохмотьях и в меду. К счастью, дверь была открыта, служанка стояла на пороге (вот уж день так день!), и дети быстро втащили дядю в дом, так что никто ничего и не спросил.
Дядя кинулся вверх по лестнице, и они испугались, не хочет ли он спрятать оставшиеся кольца, но беспокоиться было не о чем: он спешил подкрепиться. Из своей спальни он вышел в халате и затрусил в ванную.
– Ты добудешь все кольца, Полли? – спросил Дигори. – Я хочу сразу пойти к маме.
– Добуду, – ответила Полли. – Скоро увидимся. – И побежала на чердак.
Дигори перевёл дух и тихо вошёл в мамину спальню. Среди подушек, как и много раз прежде, белело её исхудавшее лицо, от одного взгляда на которое вы бы заплакали. Дигори вынул из кармана яблоко жизни.