Хроники Нарнии. Том 2
Шрифт:
Дракон тут же кивнул.
И кто-то добавил (позднее спорили, кто именно, Люси или Эдмунд):
– А ты, часом, не Юстэс?
Юстэс кивнул своей ужасной головой, стукнул хвостом по воде, и все отскочили в сторону, чтобы спастись от огромных горючих слёз, хлынувших у него из глаз.
Люси старалась успокоить его и даже, набравшись смелости, поцеловала в чешуйчатую морду, а остальные говорили: «Ну и дела!..» – и уверяли, что не бросят друга в беде. Многие считали, что им непременно удастся расколдовать его через день-другой. Конечно, всем ужасно хотелось узнать, что с ним случилось, но, увы, говорить он не мог. Он пытался писать на песке, но ничего не вышло. Во-первых, он никогда не читал ни одной приличной книги и понятия не имел, как коротко
– Я П.Ш.Л В ПЕ.Е… Д..КОН. ТО ЕСТЬ ДР…НЬЮ..ЩЕРУ..ТОМУ ЧТО ОН УМЕР И ШЁЛ ДО… И Я ХО… СНЯ… Б..СЛЕТ..
Однако всем было ясно, что с тех пор, как Юстэс превратился в дракона, характер его сильно изменился. Он всё время хотел помочь другим. Он облетел весь остров, обнаружил, что тот сплошь покрыт горами, по которым бродят кабаны и дикие козы, и принёс много добычи. Зверей он убивал очень милосердно, просто ударял их хвостом, так что они даже не успевали ничего заметить. По нескольку туш в день он съедал сам, всегда в одиночестве, ибо, превратившись в дракона, ел только сырое и не хотел никого смущать своими кровавыми трапезами. Однажды, медленно и устало, он прилетел с большой сосной в когтях. Вырвал он её прямо с корнями где-то на другом конце острова, и она вполне годилась для мачты. Вечерами, когда после сильного дождя становилось прохладно, все устраивались возле него и, прислонившись спинами к его горячим бокам, быстро согревались и обсыхали; а стоило ему дохнуть разок даже на самую мокрую кучу хвороста, как она вспыхивала ярким костром. Порой он брал кого-нибудь, и, сидя у него на спине, люди видели далеко внизу зелёные склоны холмов, крутые скалы, узкие долины, а далеко в море, на востоке – синее пятно на голубом фоне. Наверное, это была земля.
Юстэс открыл для себя новую радость: он понял, как хорошо любить и как хорошо, когда тебя любят. Это и спасало его от отчаяния. Тяжело быть драконом. Он вздрагивал всякий раз, когда пролетал над горным озером и замечал в нём свое отражение. Он ненавидел свои перепончатые крылья, пилу гребня на спине, когтистые лапы. Он просто боялся оставаться наедине с собой, а быть с другими стыдился. В тёплые сухие вечера, когда людям не нужно было греться возле него, он уползал подальше и ложился, свернувшись, между лесом и заливом. Лучше всего, как ни странно, его утешал Рипичип. Благородный Мыш покидал весёлый круг у костра, усаживался с наветренной стороны у самой головы дракона, чтобы дым из огромных ноздрей не попадал ему в глаза, и говорил, что это – превратности судьбы и колесо Фортуны. Будь они дома, говорил Рипичип (на самом деле у него был не дом, а простая нора, в которой не поместилась бы и голова дракона), он показал бы несчастному Юстэсу книжки об императорах, королях, герцогах, рыцарях, влюблённых, поэтах, астрономах, философах и волшебниках, которым случалось попасть в самые горестные передряги, а потом – оправиться от ударов судьбы и вновь обрести счастье. Такие рассказы не слишком утешали, но Рипичип хотел ему добра, и этого Юстэс не забыл.
Конечно, над всеми, словно грозовая туча, висел вопрос: что делать с драконом, когда корабль будет готов к отплытию? Все старались говорить о чём-нибудь другом, когда Юстэс был рядом, но то и дело до него доносились обрывки фраз: «Может, уложить его вдоль одного борта, а припасы для равновесия – вдоль другого?»; или: «А может, взять его на буксир?»; или: «Интересно, сколько времени он пролетит без отдыха?»; и чаще всего: «Чем его кормить?». Несчастный всё яснее понимал, какой он был обузой с самого первого дня. Как браслет в лапу, врезалась эта мысль ему в голову. Он знал, что плакать бесполезно, но не мог удержать крупных горячих слёз, особенно в тёплые ночи.
Как-то, примерно через неделю после высадки на Драконий остров, Эдмунд проснулся очень рано. Начало светать, но он различал лишь те деревья, которые росли между ним
Неслышно ступая, он достиг опушки; тёмная фигура была по-прежнему там. Теперь он увидел, что человек этот ниже Каспиана, выше Люси. Эдмунд обнажил шпагу и бросился к незнакомцу, но тот тихо произнёс:
– Это ты, Эдмунд?
– Я, – отвечал Эдмунд. – А ты кто такой?
– Неужели не узнаёшь? – спросил незнакомец. – Это я, Юстэс.
– О, господи! – воскликнул Эдмунд. – И впрямь ты! Как же это…
– Тсс… – прошептал Юстэс и пошатнулся.
Эдмунд бросился к нему.
– Что с тобой? Тебе плохо?
Юстэс молчал так долго, что Эдмунд подумал, не потерял ли он сознание, но наконец тот прошептал:
– Какой был ужас… ты не знаешь… ничего, всё уже прошло… Я тебе расскажу… только давай уйдём куда-нибудь. Я ещё не хочу видеть других.
– Пойдём, – сказал Эдмунд. – Сядем вон на те камни. Я очень рад, что ты… э-э… снова стал собой. Наверное, тебе нелегко пришлось.
Они сели на камни и стали смотреть на залив. Небо бледнело, звёзды гасли, пока только одна, самая яркая, не осталась над горизонтом.
– Не буду тебе рассказывать, как я превратился в… дракона, – сказал Юстэс. – Ты всё равно узнаешь позже, вместе со всеми. Расскажу лучше, как я снова стал человеком.
– Давай, говори, – сказал Эдмунд.
– Прошлой ночью мне стало ещё хуже, чем всегда… Рука просто горела от этого мерзкого браслета.
– А сейчас?
Юстэс засмеялся – такого смеха Эдмунд раньше от него не слышал – и легко снял браслет с руки.
– Вот он. Пускай берет, кто хочет. Так вот, прошлой ночью я никак не мог уснуть и всё думал, что же со мной будет. И вдруг… может быть, мне это приснилось. Не знаю.
– Ладно, ты говори, не бойся, – с немалым терпением сказал Эдмунд.
– Ну, хорошо, в общем, я посмотрел вверх и увидел удивительную штуку. Ко мне приближался огромный лев. И вот что странно: луна скрылась, а вокруг него сиял свет. Он подходил всё ближе и ближе, и я ужасно испугался. Ты думаешь, наверное, что дракону нетрудно одолеть льва. Но я не того боялся… Я не боялся, что лев меня съест, понимаешь – я боялся его. Лев остановился рядом со мной, посмотрел мне в глаза, и мне стало так страшно, что я зажмурился. Но это не помогло. Лев велел встать и идти за ним.
– Он говорил?
– Не знаю. Пожалуй, молчал, и всё же я его понял, и ещё я понял, что надо его слушаться. Я встал и пошёл за ним. Он долго меня вёл, и всё время, где бы мы ни шли, он светился, как луна. Наконец мы поднялись на какую-то гору, и там, на вершине, рос прекрасный сад – деревья, всякие плоды, ну, сам знаешь. А посреди сада был источник.
Я понял, что это источник, потому что со дна поднималась вода, но сверху это был колодец, только очень большой, круглый, вроде ванны, и в него вели мраморные ступени. Вода была чистая-чистая, и я почему-то подумал, что, если я в неё окунусь, лапа перестанет болеть. Лев велел мне раздеться… нет, я не уверен, что он и на этот раз сказал хоть слово.
Я ответил было, что раздеться не могу, потому что не одет, но тут вспомнил, что драконы – вроде змей, а те ведь умеют сбрасывать кожу. Наверное, подумал я, этого он и хочет, и начал скрестись, царапаться, только чешуя посыпалась. Потом я вонзил когти поглубже, и с меня полезла шкура, как с банана. Она слезла целиком и упала на землю. Ох, какая она была мерзкая! Я обрадовался и пошел к воде.
Но когда я собрался окунуться, я увидел своё отражение. Шкура была такая же грубая, морщинистая, чешуйчатая. Ничего, подумал я, наверное, это ещё одна, нижняя, сниму и её. Я снова стал чесаться и скрестись, и нижняя шкура сошла не хуже верхней. Я положил её рядом и снова двинулся по ступеням.