Хроники Навь-Города
Шрифт:
— Ты думаешь, у нас нет недели?
— Откуда мне знать? Рано или поздно Крепости придётся обзавестись собственным магом.
— Рано или поздно, — эхом отозвался Картье. — Нарейка твердит о хромосомах, генах, а я думаю, нужно сватать невесту из приличной семьи магов. Пойдут детишки, глядишь, и собственных Сен-Жерменов, и быстрых разумом Калиостро родим и вырастим.
— Хочешь, я замолвлю за тебя словечко перед Панночкою, что приехала к нам ныне? Колдунья — первый сорт!
— Нет уж, доблестный рыцарь. Только после вас.
Шутки шутками, а Крепость завязывала родственные связи с другими Домами. Половина экипажа обзавелась супругами из родов знатных и могучих. Уже и детишки примеривали доспехи. Трижды Крепость пыталась породниться с магами. И трижды получала вежливый, но твёрдый отказ. Лига магов не находила среди рыцарей Крепости
Наследный Император По-Ярк Двадцать второй, чьи владения занимали не более конного перехода, мудро решил создать под своею короной союз независимых государств. Прежде государства эти были независимы от Императора, а ныне — от взаимной вражды. Любой спор решал третейский суд, с почётным председателем По-Ярком во главе, но и советники, рыцари знатнейших Домов, роль играли отнюдь не бутафорскую. По-Ярк — совместно с созревшими Домами — сумел доказать выгоды малопошлинной (а то и беспошлинной) торговли. А кому уж больно хочется позвенеть мечами, как, например, герцогу Ан-Жи — что ж, выезжай за пределы Белоземья, да и воюй. Последнее время и Орда начала замиряться, стремясь к торговому союзу, но врагов всё равно хватало. Диких племён, считавших, что тур украденный стоит дешевле тура вскормленного, никогда не переводилось на Земле. Да и не только таких. К примеру, герцог Ан-Жи, вычитав в Железной книге Завоевателей о том, что война должна кормить воина, приказал золотыми буквами вышить изречение на своём штандарте.
Ну и что? Положим, война-то воина прокормит, но надолго ли? На дни и недели? А потом самый разумелый воин превращается в презренного охотника за недобитыми курами и зачастую из-за фуры зерна режется насмерть со своим же товарищем из соседнего полка. Да и кто сказал, что война должна кормить только война? А про барона забыли? Про рыцарство? Да и простолюдины, нравится вам или нет, должны получить хоть крохотную толику от горы трофеев.
А горы-то и не было.
По-Ярк с детства сведущ был в науках истории и математики. Часами просиживал он в книгохранилище, изучая истории блестящих походов за последние века, и походов не вполне блестящих, что тоже похвально — на ошибках учатся. Вывод, к которому пришёл будущий Император, ошеломил его самого! В среднем победный поход давал убытку в семьсот сорок марок, а поход бездарный — в восемьсот девяносто. Трижды Замок был осаждён, и от полного разора удалось откупиться, только уплатив по две с половиной тысячи марок. Даже самые блестящие походы великого предка Императора Бар-Ад-Ина после выкладок превращались в убытки, сплошные убытки. Тем не менее первый указ, изданный венценосным Императором По-Ярком Двадцать вторым, был о славе армии. Офицеры стали получать в мирное время довольства денежного и прочего вдвое против прежнего. Казна крякнула, но выдержала. Другой указ, прочитанный странам-данникам, освобождал их наполовину от воинского налога (который они и так платили с пятого на десятого), но все высвобождавшиеся деньги велено было направлять на строительство дорог из провинции в метрополию. Одновременно указ отменял столичную десятину и делал налог с продаж равным в самом захудалом баронстве
При таком указе дороги не строить — что кошель не латать. Безучастно смотреть, как убегают в прорехи денежки, баронов не нашлось. Столичный торг всякого манил. Дома тоже хорошо, никто не спорит, а в гостях лучше.
Не всё шло гладко, то один барон норов покажет, то другой, но Император вёл политику железною рукой в огненной перчатке. Сорок девять лет правления не каждому даются.
Разумеется, армия сохранялась, но «согласно доктрине разумного сдерживания», — как любил говорить Картье. Суммарно войск было достаточно, чтобы отразить любую внешнюю угрозу Империи. Хорошие дороги обеспечивали чёткое передвижение войск. И наконец, на страх потенциальному агрессору существовала вольная армия герцога Ан-Жи. Чтобы не думали супостаты, что все в Белоземье выродились в торгашей, мастеровых и просто жирных, заманчиво вкусных каплунов.
Потому — поелику возможно — процветали ремёсла, торговля, землепашество. Наука отошла к магии, а вот искусство… Прикладное искусство — вызолотить латы, изукрасить рукоять меча и тому подобное — не переводилось. Портные также шили не хуже всех портных До-, Меж– и Послепотопья. Существовали сказители, былинщики, что нараспев прославляли героев древности и подвиги хозяев стола. Тем не менее искусство бельканто или даже простое трехаккордное музицирование считались огромной редкостью, и На-рейка мог бы собирать толпы поклонниц, исполняя кабинетным баритоном репертуар Морфесси, Лещенко или Вертинского. Ещё хуже обстояло дело с изобразительным искусством. Причудливые узоры для гобеленов, орнаменты — всё это было, но вот изображение живого (и даже мёртвого) — встречалось редко, очень редко. Притом что никаких запретов никто не налагал, напротив — рисуй, пой, сочиняй сколько душе угодно.
Видно, не было угодно душе.
Последний из рисунков Фомин видел в Замке Т'Вер. Сильный рисунок, ничего не скажешь, но нарисовал его полубезумец перед уходом в отшельники.
Что ж, бывают грибные места, бывают малинные. Здесь родятся тёртые торговцы, настойчивые землепроходцы, упорные землепашцы, храбрые воины, много, много всякого люда родится. Сменится климат — столько Пушкиных появится, хоть книгопечатание вводи. А пока нам и Мара-Ха хватает. Действительно, если не можешь слагать слова лучше великого мудреца, к чему переводить ягнят? Пусть растут…
Крепость порох свой держала сухим. Держала и приумножала. Рано или поздно война на территории Империи прокормит не только воина, а и Хана, далёкого барона, ледяного ярла со всеми приспешниками. Или же трон Императора покажется слишком лакомым кому-нибудь из самих белоземцев. Не герцогу, Ан-Жи счастлив боем, управление, законы, налоги для него слишком скучны. Но ни По-Ярк, ни Ан-Жи, увы, не вечны. Потому Крепость пыталась вырасти в становой хребет Империи, хребет неломаемый, непроходимый, о который разобьётся любой враг.
Любой ли? И потому дело, по меркам Империи, крайне незначительное — гибель кадета — вырастало в нечто большее.
Кадеты гибнут постоянно. На тренировках, упражняясь в вольтижировке, рубке, плавании, подводном бою, от злых лихоманок, да мало ли как может погибнуть кадет. Один на двадцать за зиму — приемлемое число. В случае же походов на лесовиков, в схватках с чудищами или вурдалаками это была уже смерть воина, честь пославшему Дому. Нет, никаких упрёков Крепости быть не должно, да и не оправдания ради ищут они причину гибели. Ради спасения. Вековые планы имелись и прежде — римляне мечтали о распространении цивилизации на свой, римский, лад, да пришли гунны; Большой Инка Куа-Ра-Уар строил планы объединения континента, да приплыли железные люди с железными молниями… Стоит поискать, найдётся сотня некогда процветавших стран, которые нежданно-негаданно превращались в развалины, пыль и золу. А если учесть ещё и те, от которых и пыли не осталось…
— В казну? — спросил Картье.
— Моё дело решить, брать или не брать. А где хранить — целиком привилегия Панина. Я бы выставил медаль в Зал почётных даров.
— У нас и зала-то такого нет.
— Вот и организуем. Давно, кстати, пора. Отделим прилегающую к хранилищу комнату, попрочнее, несгораемую, неотпираемую, у Панина давно такая есть, в неё и положим.
— Ту Панин для другого дела готовит.
— Знаю, знаю. Не хочешь — отнеси ко мне, мол, проверять будем, что это за золото такое. А то бывает, поскребёшь, позолота сотрётся, а останется чистый люциферий, не к ночи будь помянут. Отдай… Нет, я сам.